- А еще знаешь, чего я раньше боялся? Я очень боялся старости. Вот сейчас мне там сколько-то лет, у меня зрение ни к черту, болят все время кости, давление скачет, как ты когда-то на коне, старая кожа висит. На меня даже девушки не смотрят! А чем я такое заслужил? Ты скажешь, мол, надо было раньше все делать? А я что, знал, что так быстро состарюсь? Я ведь только вчера пошел в десятый класс! Как-то по-дурацки быстро прошла жизнь. И боялся я ее не из-за кожи или суставов, а из-за того, что все меньше и меньше времени сделать то, что хочешь. Я же даже, черт побери, не был на Аляске! – уверен, в это время что-то на его лице сверкнуло в лунном свете.
- И, наверное, - продолжал Грегори, - последнее, что вызывает у меня страх, это то, что меня настоящего никто так и не узнает. Ты, наверное, думаешь, что я такой старый, грубый и ворчливый старик, что никогда и никого не любил, кроме той куколки в восемьдесят шестом году, думаешь, что у меня вместо сердца камень. Но на самом деле это не так. Ты знаешь, что я пишу стихи? Или что после того, как схожу к кому-нибудь из друзей на похороны, потому горько плачу? А знаешь, почему не знаешь? Ты знаешь? Знаешь?!
Но я не знал. Я спал. Пятнадцать минут назад я присел на лавочку, потому что устал, и так получилось, что заснул. А Грегори пошел дальше, рассказывая что-то глухим деревьям, легкомысленной речке и гордой Луне. Так и случается, что люди, которые на самом деле не такие, какими кажутся, часто хотят выговориться, да их никто и не слушает.
Он все-таки вернулся за мной, сказав, что я пропустил потрясающий рассказ о его любовных похождениях.
А следующим утром я нашел в своем почтовом ящике записку от Грегори, где он в подробностях написал все, что рассказывал этой ночью реке, деревьям и луне. А в конце добавил:
«Уехал на Аляску. Буду в пятницу к чаю.»
И подпись:
«Грегори, двадцать семь лет, снова в строю».
Конец