Утро выдалось кошмарное. Один за другим являлись полицейские – в форме и без. Поминутно трещал телефон – все из полиции же. Ей велели разбудить мужа – ему нужно, мол, пойти с одним из полицейских и опознать труп.
– А может, я пойду? Мужу нужно выспаться.
– Он у вас и так железный, коли ему удается спать в этой кутерьме, – ответил полицейский, но затем добавил помягче: – Уж поверьте мне, лэйди, это не женское дело. Пускай лучше сходит муж.
Кое-как она одела и накормила детей. Ей даже удалось перекусить и самой. Но даже во время еды, ее все время донимали расспросами. Сначала ее подвергли официальному допросу, протокол вел не тот полицейский, который ее допрашивал, а другой. Потом они долго измеряли и фотографировали комнату няни и тоже все время приставали с вопросами, да резко так, неожиданно, словно хотели уличить ее в чем-то.
Наконец-то они ушли. Дети играли во дворе, а она уже собралась прилечь на часок, как снова раздался звонок. На этот раз это был Джо.
– Это действительно она?– спросила миссис Серафино, тревожно вглядываясь в лицо мужа.
– А то кто же? Ты думаешь, они не опознали ее сами?
– Тогда зачем же они позвали тебя?
– По закону так положено. Чистая формальность.
– Они тебе задавали вопросы, Джо?
– На то они и полицейские, чтобы задавать вопросы.
– О чем же они спрашивали?
– Да обо всем на свете. Были ли у нее враги? Как зовут ее хахаля? С кем она вообще дружила? Не мучило ли ее что-нибудь последнее время? Когда я ее видел в последний раз?
– И что ж ты им ответил?
– Что я им мог ответить? Сказал, что ни про какоу го хахаля я ничего не знаю, что дружила она, насколько мне известно, с одной лишь этой девушкой, которая работает у Хаскинсов, что вела она себя последнее время, по-моему, как всегда.
– Ты им сказал, когда видел ее в последний раз?
– Конечно. Вчера, около часу дня или двух. Господи, для чего тебе все это? То полиция пристает, а теперь еще и ты. Меж тем у меня еще и маковой росинки не было сегодня во рту.
– Сейчас сделаю тебе кофе. С тостом? Может, яйцо, кашу?
– Нет-нет, только кофе. Они мне переворотили все внутренности.
Она завозилась с кофейником. Не глядя в его сторону, спросила:
– Когда же все-таки ты ее видел в последний раз? В час или в два?
– Сейчас вспомню, – ответил он, подняв глаза к потолку. – Я спустился на кухню этак в обед, не так ли? Вот тогда, кажется, я ее и видел… А может, и не видел… Зато точно помню, что слышал, как она кормила детей и затем укладывала их спать. Потом я поднялся, оделся, а когда снова спустился, ее уже не было.
– После этого ты ее больше не видел?
– Что ты хочешь сказать этим? Куда ты гнешь, черт возьми?
– Ты же собирался подбросить ее в Линн…
– Ну так что?
– Вот я и подумала, не подобрал ли ты ее на автобусной остановке? А то, может, столкнулся с ней в самом Линне…
Краска гнева залила его смуглое лицо. Он медленно встал из-за кухонного стола.
– Давай, давай. Выкладывай теперь все. На что ты намекаешь?
Она немножко испугалась, но зашла слишком далеко, чтобы отступить.
– Ты думаешь, я не видела, как ты пожирал ее глазами? Откуда я знаю, что ты не встречался с ней, когда она была выходная? А то даже здесь, когда меня дома не было?
– Вон оно что! Стоит мне посмотреть на девушку, и все – я уже сплю с ней. А потом, когда она мне надоела, я взял и убил ее. Вот это ты хотела сказать? Теперь осталось только, чтобы ты выполнила свой гражданский долг и пошла в полицию…
– Ты же знаешь, Джо, что я этого никогда не сделаю. Я только подумала, что, может быть, кто-нибудь видел тебя с ней. Тогда я могла бы сказать, что это вы по моему поручению поехали.
Он схватил сахарницу со стола.
– Мне бы следовало разбить тебе голову за это!
– Да? Только не вздумай разыгрывать передо мной целку, Джо, – завизжала она. – И не говори мне, что не стал бы волочиться за домработницей. Я видела, как ты сажал ее в машину с детьми, и как ты увивался вокруг нее, когда помогал ей сойти. Мне ты почему-то никогда не помогаешь. Я наблюдала за вами вот из этого самого окна. А Глэйдис ты забыл? С ней у тебя тоже ничего не было? Разве она не ходила совершенно голая у себя в комнате, пока ты тут распивал кофеи при почти открытых дверях? И сколько раз…
В дверь позвонили. Вошел Хью Лэниген.
– Миссис Серафино? Мне нужно спросить вас кое о чем.
11
Элис Хаскинс, проживавшая по улице Брин-Мор 57, мать двух детей и в ожидании третьего, провела начальника полиции в гостиную. Пол был весь обтянут светло-серого цвета ковром, мебель – модерная датская, как-то странно изогнутая, из полированного тикового дерева и парусины, но сиделось в ней, в высшей степени удобно. Пластина из черного ореха на стеклянных ножках служила кофейным столиком. На одной из стен висела большая абстрактная картина, смутно напоминающая женскую голову, а на второй – маска из черного дерева с тщательно выведенными чертами лица в белом. Повсюду стояли хрустальные пепельницы и почти все они были доверху забиты окурками. Это было одно из тех помещений, которое могло выглядеть красивым, но только при условии, что оно было бы тщательно убрано и все лежало бы на своем месте. Меж тем в комнате царил настоящий балаган: на полу валялись игрушки, красный детский свитер повис на кресле из гнутой стали, обтянутой белой кожей, на камине стоял недопитый стакан молока, на диване валялась помятая газета.