– Нам бы хотелось забрать вашу машину в гараж полиции. Ее нужно хорошенько осмотреть, а в гараже никто мешать не будет.
– Пожалуйста, лейтенант, заберите.
– У вас есть адвокат, рабби?
– Зачем он мне?
– Ну, вообще-то это не мое дело, но мы предпочитаем делать все честь по чести. Если бы у вас был адвокат, он бы вам, может быть, подсказал, что вы не обязаны отдавать нам машину, если не хотите. Тогда бы нам пришлось выхлопотать сначала ордер в суде, что, кстати, не так уж и трудно…
– Да ради Бога, лейтенант! Если вы думаете, что осмотр моей машины в вашем гараже наведет вас на какой-нибудь след, то забирайте на здоровье.
– Ключи у вас с собой?
– Конечно. – Раввин снял ключи от машины с кольца, лежавшего на столе. – Вот этот – от зажигания, этот – от внутреннего отделения, а этот – от багажника .
– Сейчас напишу вам расписку.
– Не нужно никакой расписки.
Из окна раввин видел, как лейтенант сел в машину, завел мотор и уехал. Вслед за этим начала расходиться, к его удовольствию, и толпа.
В течение дня он несколько раз пытался позвонить Мирьям, но линия была все время занята. Он позвонил к мистеру Вассерману в контору, но там сказали, что его нет и сегодня, пожалуй, уже не будет.
Он раскрыл одну из книг, лежавших на столе, нашел что-то интересное и что-то записал на листочке. Затем он что-то сверил в другом томе, опять что-то записал и вскоре с головой ушел в занятия.
Зазвонил телефон. Это была Мирьям.
– Я три или четыре раза пытался позвонить тебе, но линия была все время занята, – сказал он.
– Я сняла трубку с рычага, – пояснила она. – Как только ты ушел, они все как с цепи сорвались: звонят беспрестанно и спрашивают, нет ли чего-нибудь нового, не требуется ли какая-нибудь помощь. Один даже сказал, что тебя как будто арестовали. Вот тогда-то я и сняла трубку с рычага. Все же, когда звонят, какой-то шорох все-таки слышно, и я все время боюсь, что, может быть, кто-нибудь звонит по действительно важному делу. Тебе никто не звонил?
– Ни одна живая душа, – хихикнул он. – Думаю, никому теперь не охота иметь какие бы то ни было дела с барнардз-кроссингским врагом номер один.
– Да ну тебя! Ничего смешного в этом нет. Помолчав, она добавила: – Что ж теперь будет?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, знаешь, неприятно все-таки… Мистер Вассерман позвонил и предложил перебраться на время к нему.
– Глупости! Сегодня у нас наступает суббота, и я собираюсь встретить ее у себя дома за своим собственным столом. Не тревожься, все уладится. Я приду вовремя, мы поужинаем и пойдем в синагогу-, как всегда.
– А что ты сейчас делаешь?
– Работаю над своим Маймонидом.
– Обязательно сегодня?– В ее голосе звучало раздражение.
– А почему бы нет?– удивился он. – Какие у меня еще могут быть дела?
13
К ужасу женской организации, приготовившей угощение как обычно, на вечернее богослужение пришло в четыре, а то и в пять раз больше народу, чем всегда по пятницам.
Догадываясь о причинах, вызвавших этот прилив религиозной активности, раввин был ему не очень рад. Он сидел на возвышении у амвона и с некоторой злостью твердо решил про себя совершенно не коснуться в проповеди происшедшей трагедии. Делая вид, будто он весь поглощен молитвенником, он украдкой поглядывал в зал, где полно было людей, которых он никогда не видел здесь по пятницам. Кивал он и улыбался лишь постоянным прихожанам, точно хотел поблагодарить их за то, что они пришли на богослужение не из обывательского любопытства, как те другие.
Так как Мира возглавляла женскую организацию, Шварцы всегда приходили по пятницам. Обычно они сидели сзади, в шестом или седьмом ряду. На этот раз, однако, хотя Бен и сел на свое обычное место, Мира проследовала дальше и села во втором ряду, рядом с женой раввина. Она придвинулась к ней вплотную, похлопала ее по руке и что-то сказала на ухо. Мирьям застыла сначала, но потом улыбнулась все-таки.
Раввин все это заметил и был тронут неожиданными знаками внимания президентши женской организации. Однако, подумав, он понял истинное значение этой демонстрации. Так обычно выказывают сочувствие и успокаивают жену попавшего под подозрение. Это же, может быть, было также лишним стимулом ко внезапной активности конгрегации. Хотя кое-кто пришел в надежде, что он, может быть, скажет что-нибудь об убийстве, но немало было, верно, и таких, кому хотелось посмотреть – не обнаружит ли раввин каких-либо признаков вины? Хранить молчание, как он было решил, и ни словом не коснуться этого дела, было нельзя. Это могло вызвать кривотолки.