Мэкомбр был явно разочарован.
– А почему для вас так важно, чтобы благословение совершил именно мой муж?– вмешалась Мирьям.
Мэкомбр посмотрел сначала на раввина, затем на его жену и уже по одному ее открытому взгляду и решительной линии подбородка понял, что изворачиваться не имеет смысла. Он решил сказать им всю правду.
– Из-за реакции населения на это злополучное убийство. По городу ходят всякие разговоры, особенно в последние дни. У нас никогда такого не было, и эти разговоры нам ужасно не нравятся. Поэтому мы и подумали, что если мы поручим церемонию благословения раввину и широко обнародуем это, злые языки, может быть, угомонятся. Я совершенно с вами согласен, что вся эта церемония чистейшая нелепость, но отменить ее мы не властны, так как придумали ее не мы, а Торговая палата. Мне, конечно, известно, что в некоторых католических странах такие благословения устраиваются по рыбацким деревням очень часто. Но ведь там речь идет не о спортивных соревнованиях, а об улове, от которого зависит их благополучие. Да и опасность там немалая. Я бы понимал, если бы у нас устраивали такие благословения в Глостере, где с якоря снимаются настоящие суда. У нас же эта церемония лишена какого бы то ни было смысла. Тем не менее именно в этом случае она могла бы эффективно подчеркнуть тот факт, что депутаты города, то есть самые ответственные лица, решительно отмежеваются от всего этого безобразия.
– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Мэкомбр, – ответил раввин, – но не преувеличиваете ли вы серьезность ситуации?
– Нет, уж поверьте. Лично вам они, может быть, докучать не стали, либо же досаждали, но вы не обращаете внимания – мол, что с них взять, с хулиганов-то: поймают убийцу, тогда все пройдет само собой. Беда, однако, в том, рабби, что убийцу могут и не найти, во всяком случае не так скоро, а тем временем хорошие люди подвергаются оскорблениям и нападкам. Я не говорю, что мой план положит всему этому конец, но я уверен, что какое-то влияние он все-таки окажет.
– Я вам очень благодарен за это поистине благородное предложение. ••
– Вы, значит, согласны?
Раввин медленно покачал головой.
– Но почему?Разве это противоречит вашей религии?
– По сути дела – да, противоречит. Специально сказано: “Не произноси имя Господа, Бога твоего, напрасно".
– Ну, тогда говорить больше не о чем, – сказал Мэкомбр, вставая. – Все же я попросил бы вас подумать об этом. Дело ведь не только в вас лично, а во всей еврейской общине.
Когда он ушел, Мирьям воскликнула:
– Какие они хорошие люди, Дэйвид!
Он кивнул, но ничего не сказал в ответ.
Зазвонил телефон, и он поднял трубку.
– Рабби Смолл, – сказал он, затем молча слушал некоторое время. Мирьям не спускала с него глаз, обеспокоенная его внезапной бледностью.
– Вот этот-то народ и ошибается номером последнее время?– спросил он, положив трубку на рычаг.
Она кивнула.
– Всегда один и тот же?
– Нет. То мужской голос, а то и женский. Что-то я ни разу не слышала один и тот же голос дважды. Прямо ужас, что они говорят.
– Тот, который позвонил только что – кстати, у него весьма приятный голос, – спрашивал, не нужно ли нам человеческой крови для предстоящего праздника; он, очевидно, имел в виду Песах, хотя Пасха уже прошла.
– Не может быть!
– Вот тебе и не может быть.
– Ужасно, ужасно! Такой чудный городок, такие чудесные люди, и вдруг такое зверье!…
– Хулиганы, – презрительно бросил он. – Шайка мерзких хулиганов.
– Но ведь не только звонки, Дэйвид…
– Вот как? Что же еще?
– Когда я хожу по магазинам, продавцы такие холодные… Совсем не то, что раньше. Покупатели же – это я знаю точно – просто стали избегать меня.
– Ты уверена в этом, или тебе только показалось?– спросил он, но у самого голос был не очень твердый.
– Совершенно уверена, Дэйвид. Неужели ничего нельзя сделать?
– Что, например?
– Не знаю, но ты ведь раввин, ты должен знать. Может быть, тебе следовало бы позвонить Лэнигену и рассказать ему все. Может быть-, тебе надо поговорить с адвокатом? Может быть, нужно было принять предложение Мэкомбра…
Он ничего не ответил, но вернулся в гостиную, сел в свое кресло и вперил неподвижный взгляд в стену. Она предложила ему чаю, но он раздраженно покачал головой. Немного погодя она снова заглянула в гостиную, но он по-прежнему сидел в кресле, глядя в пространство.
– Расстегни мне, пожалуйста, молнию.
Он механически потянул за молнию ее платья, даже не вставая с кресла. Вдруг он рассеянно спросил: