– Выходит, виноваты они, рабби?– Шварц мгновенно оживился, – Это вы хотите сказать?
Мистер Вассерман широко улыбнулся.
– Вы угадали, мистер Шварц. Я утверждаю, что вина лежит на заводе, и что, поскольку гарантийный срок еще не истек, он и должен понести убытки.
– Но это же прекрасно, рабби! Теперь, я уверен, Бекер брыкаться уже не станет. В конце концов, это же не из его кармана. Тогда все в порядке. Послушайте, рабби, если я что-нибудь сказал не так…
– В данной ситуации это было вполне простительно, – перебил его раввин.
Шварц пригласил всех на рюмочку чего-нибудь, но раввин извинился:
– В другой раз, если вы не возражаете, мистер Шварц. – Листая эти фолианты, я наткнулся мимоходом на несколько интересных мест. Они не имеют ничего общего с нашим делом, а все-таки мне хотелось бы пробежать их, пока все это еще свежо в памяти.
Он пожал им обоим руку на прощание и проводил их до дверей.
– Ну, что ты теперь скажешь о нашем раввине?– не удержался Вассерман от вопроса, когда они спускались по лестнице.
– Умница!– ответил Шварц.
– Гаон, Бен, настоящий гаон.
– Я не знаю, что это такое, , гаон“, Джейкоб, но коль вы говорите, то так оно, наверно, и есть.
– А как теперь насчет Эйба?
– Между нами говоря, Джейкоб, тут все дело было в Мире. Вы же знаете, как эти бабы переживают, когда теряешь несколько долларов…
Из окна своего кабинета раввин смотрел на стоянку для машин, где все трое мужчин мирно беседовали. Итак, примирение состоялось. Раввин улыбнулся и отошел от окна. Его взгляд упал на фолианты, лежавшие на столе. Придвинув поближе настольную лампу, он раскрыл один из томов.
2
Элспет Блич лежала на спине и ей казалось, что потолок опускается то в одну, то в другую сторону. Она даже вцепилась в одеяло из страха, как бы не выпасть из постели. Она проснулась, как всегда, от звона будильника, попыталась подняться, но у нее закружилась голова и она опустила голову обратно на подушку.
Солнце, заглядывавшее сквозь щели опущенных жалюзи, предвещало чудесный июньский день. Она что было силы зажмурила глаза, чтобы прогнать ощущение надвигающихся на нее стен и потолка. И все же она ощущала солнце в каком-то красном тумане и в то же время чувствовала, что кровать ходила под ней, как дно лодки в бурю. Хотя утро было прохладное, ее лоб был ресь в поту.
Усилием воли она снова села в кровати. Затем, не надевая даже шлепанцев, она побежала в крошечную ванную. Помывшись холодной водой, она почувствовала себя лучше и вернулась в комнату. Она села на край кровати и вытерла лицо полотенцем, вяло думая о том, а не лучше ли ей прилечь еще на полчасика. Словно в ответ на ее путанные мысли в дверях раздался стук, и дети – Анджелина и Джонни – заорали:
– Элспет, Элспет, вставай уже! Мы хотим на улицу.
– Хорошо, Энджи, – крикнула она им. – Ты поднимись пока с Джонни наверх и тихонько играйте там, а Элспет сейчас придет. Но только играть тихо. Не разбудите, смотрите, маму и папу.
По счастью, дети послушались, и она с облегчением вздохнула. Натянув на себя халат и шлепанцы, она вскипятила себе чашку чая и нажарила немного тоста. Покушав, она почувствовала себя еще лучше.
С ней уже давненько происходило что-то странное, но в последние дни эти симптомы значительно усилились. Со вчерашнего она чувствовала себя по-настоящему больной. Вчера утром, когда ее стошнило, она сначала подумала, что это от равиоли, которым ее накормила на ужин миссис Серафино; может быть, она поела больше чем нужно. Но вчера она целый день почти ничего навела; может быть, как раз от этого у нее закружилась голова?
Она могла бы поговорить об этом со своей подругой Силией Сондерс. Силия была старше ее и, наверное, знала какое-нибудь средство против этих головокружений. В то же время она понимала, что было бы неосторожно описывать эти симптомы слишком подробно. Она все еще надеялась, что ее недомогания вызваны, может быть, чем-то совершенно другим.
Дети начали шуметь наверху. Она не хотела, чтобы миссис Серафино увидела ее, прежде чем она успеет одеться и привести себя в порядок. Еще больше она стеснялась мистера Серафино и потому начала спешно одеваться. Сняв халат и ночную рубашку, она взглянула на себя в большое зеркало шифоньера. Никакого изменения она на своем теле не заметила. Все же она решила надеть новый пояс: он был гораздо крепче старого и лучше обтягивал ее фигуру.