- Совета я вам не дам, -- сказал Гарт, -- я в этих материях понимаю мало. Может получиться только хуже... Но если вам не хочется дожить до старости одиноким и с завистью смотреть, как легко другие сходятся, расходятся, женятся и рожают детей, вам придётся однажды сказать себе правду -- в точности как сейчас. И решаться на что-то.
- А в случае неудачи... -- начал Болл, живо представив себе возможный позор.
- А вы как хотели! -- внезапно разозлился Гарт. -- Это же чувства! Они стоят дорого. За них надо платить, это больно, сложно и затратно, но если они вам не нужны, так зачем страдать, что их нет?!
Болл тренированным ухом уловил нечто подозрительное в дыхании собеседника, рывком обернулся, вдавил кнопку вызова медсестры, выдернул из-под головы Гарта подушку, прижал ему к лицу кислородную маску:
- Вы чокнутый, Гарт, совершенно чокнутый! И я, дурак, не лучше! Надо было вас заткнуть на второй минуте, вам нельзя ещё столько болтать!
Пациент попытался что-то сказал, серые губы шевельнулись под маской, но Болл не разобрал ни слова.
- Слушайте, это нечестно, -- улыбнулась Кира, войдя в палату, хотя улыбаться при виде показаний монитора и серой бледности пациента ей совершенно расхотелось. -- Вы что тут, решили помереть, пользуясь тем, что у меня выходной?
- Я не нарочно, -- слабо усмехнулся в ответ Гарт. -- Язык мой -- враг мой.
- Вы что, ещё кому-то мозги прочистили?
- Почему "еще"? А кто был первым?
- Я.
- ?
Кира уловила вопрос и объяснила, как умела:
- Я поняла, что на многое смотрю, по сути, чужими глазами. Вижу не реальный предмет, а ярлычок, который на него повесили другие. Как в театре абсурда: на картонную коробку повешена бирочка "трон", и я должна делать вид, что это в самом деле трон, хотя лично меня гложут на этот счёт сомнения...
- Ещё немного -- и вы сможете... терять друзей так же успешно... как я, -- сказал Гарт.
- Почему?!
- Если вы научитесь видеть... правду... под любой маскировкой, вы неприятно удивитесь... сколько близких людей этой... маскировкой пользуются.
- Вы опять сейчас дорассуждаетесь и придётся вас вернуть в реанимацию. И подержать там недельки две, -- строго сказала Кира и подкрутила колёсико на регуляторе капельницы. -- Вам что, катетер не переставляли?
- Я не помню...
- Ладно, разберёмся. -- Кира пролистала медкарту, похмыкала, посмотрела на часы:
- Я к вам забегу через часок, сейчас ко мне студентов пригонят.
Гарт проследил за ней взглядом, насколько мог, не поворачивая головы:
- Брюки вам тоже идут, хотя юбка всё же лучше... А зачем вы такой помадой накрасились?
- А что? -- Кира выхватила из кармана халата зеркальце, придирчиво осмотрела себя. -- Мне не подходит?
- Нет.
- Хм... Тогда лучше стереть, -- Кира деловито промокнула губы бумажной салфеткой, снова взглянула в зеркальце, ещё раз провела по губам. -- Так лучше?
- Да. -- Гарт помолчал. -- Вы не оправдываетесь? Не обижаетесь?
- На что? Я же на самом деле ничего в косметике не понимаю. Крашусь просто потому, что это принято.
- Вы могли бы сказать, что собирались в спешке и второпях положили в сумочку не тот тюбик...
- Тогда в следующий раз я рискую попасть в ещё более глупое положение, -- улыбнулась Кира. -- Больше ведь не удастся сделать вид, что я собиралась в спешке, и следующие огрехи в косметике разоблачат моё невежество.
- Вы правда зайдёте ещё? Вы не обиделись? -- в словах Гарта звучало, как показалось Кире, какое-то удивление.
- Зайду, зайду. Разгоню студентов с их зачётами и приду.
Когда Кира снова заглянула в палату, Гарт спал, и она хотела тихо уйти: в таких обстоятельствах сон для него, пожалуй, важнее, чем женское общество. Но он, видимо, услышал движение, медленно открыл глаза, и Кира вдруг увидела его словно заново: серое лицо, глубокие синюшные пятна под глазами, резко выступившие скулы, худые руки с выпирающими суставами... Для врача, в общем, ничего нового или удивительного, но Кира не успела стереть с лица то выражение, с которым заглянула, и Гарт немедленно заметил это: