— Нашли? — спросил Рожков.
— Само собой. Но вот вопрос: где?
— Где же?
— Оказалось, что дедушка Мороз за сценой в укромном уголке Снегурочку прижал и тискает. Не до детишек ему. Так было-то, Кольк?
— Не помню, — лукаво улыбаясь, замотал головой Колька.
Они ещё долго рассказывали друг другу разные весёлые истории. Да и что ещё было делать мужикам в этой своей узкой и теплой компании, когда все волнения сегодняшнего дня остались позади, а впереди, куда мчал их грохочущий поезд, всё было светло и ясно.
Под вечер на одной из остановок Иван перебрался в свой вагон, а наши друзья, задвинув вагонные двери, стали укладываться на ночлег.
— Иваныч! — перекрывая грохот вагонных колёс, крикнул на ухо Селезнёву Колька.
— А?!
— Ты по ночам-то храпишь?
— Ты чего, чокнулся! — повертел пальцем у виска Селезнёв.
— Почему? Я не люблю, когда храпят!
— Да разве в таком шуме услышишь? А, вообще, я где-то читал, что храп — это изложение мыслей спящего человека.
— Ну, гляди, мыслитель! Если громко думать будешь, вон туда к телушкам тебя положим. Верно, Никанорыч?
— Да, да, — согласно кивнул Рожков, — я тоже не люблю, когда храпят.
— Да ладно вам болтать-то, — поворчал Селезнёв, укладываясь между друзьями, — перегрелись совсем на южном солнце, видно. Спите-ка лучше.
Некоторое время все лежали молча. Слышен был только частый перестук колёс.
Неожиданно Колька громко захохотал.
— Что с тобой? — спросил Селезнёв.
— Да я ничего. Думаю, расскажи кому — не поверят.
— Ладно, спи… Может и поверят.
Рано утром на остановке, отодвинув двери, Иван забрался к ребятам. Сергей Иваныч и Рожков лежали на сене. Колька, свернувшись калачиком, закутанный плащом, лежал тоже на сене, но на самом полу, рядом с лениво и равнодушно жующей тёлкой.
— Здорово ночевали, мужики, — приветствовал Иван проснувшихся Рожкова и Селезнёва.
— Здорово, Иван.
— А этот товарищ чего, — кивнул Иван на Кольку, — по женскому полу соскучился?
— Да, что-то загрустил, видно, парень, — сказал Селезнёв. — Эй, Колюха, вставай!
Колька открыл глаза, сел и долго оглядывался. Увидев рядом коровью морду, погрозил кулаком Селезнёву.
— Ну, ладно, Иваныч, погоди.
— Ты чего, Коль?
— Это вы сюда меня перенесли.
— Нет, Коля, ты сам пожелал….
Селезнёв пытался говорить серьёзно, но у него это не получилось и они с Рожковым и Иваном расхохотались. Колька к ним присоединился.
Под руководством Ивана друзья напоили и накормили скотину. Иван же с Рожковым успели сбегать за кипятком и когда поезд тронулся, было устроено чаепитие.
А поезд мчался меж высоких кавказских гор, покрытых темными хвойными лесами, мимо огромных голых скал, с грохотом проскакивал через мосты, под которыми пенилась вода быстрых горных рек.
Картины здешней природы были для друзей столь необычны, что они целыми часами стояли у дверей вагона, облокотившись на поперечину, наблюдая и обсуждая увиденное.
Так ехали этот день и следующий, а на третий день утром Иван сообщил, что стоят они на последней перед Тбилиси остановке.
— Ну вот, мужики, скоро приезжаем, — радостно сказал он, залезая в теплушку.
— Что значит — скоро? — спросил Колька.
— Остался последний перегон, я узнавал.
— Давно, пора, третий день пошёл.
— Добро, коли так, — отозвался Селезнёв. — Стоять долго будем?
— Долго. Меняют железного коня.
— Надо бы чайку испить, — внёс предложение Рожков. — Самое время.
— Правильно, — согласился Селезнёв. — А чья очередь за кипятком бежать?
— Очередь Николы.
— Я не пойду, — быстро отказался Колька.
— Это как? Все ходили, а он не пойдёт.
— Так ведь скоро приедем. Вот и напьёмся.
— Скоро это не значит, что сейчас. Бери чайник.
— А если я отстану, один-то. Нет, не пойду.
— Колька, накажу! — шутливо-грозно сказал Селезнёв.
— Ха, во даёт, — усмехнулся Колька. — Не имеешь права.
— Как это?
— А здесь начальников нет. Мы тут как в бане, все равны.
— Начальников нет, но есть старшие. Иди, иди, Коля.
— Отстану ведь, — не сдавался Колька.
— Не отстанешь. Вон вокзал-то совсем близко. А за каждое слово поперёк идут тебе штрафные очки. Приедем домой и накажу.
— Как?
— Премии лишу.
— А если схожу, то премию дашь?
— Дам.
— Тогда надо идти.