Когда ожесточение Элиаса наконец улеглось и он вернулся к стене, ему сказали:
- Тут суда и следствия не признают. Раз привели сюда, значит, твоя вина уже установлена.
Это был голос того же человека, который предсказывал ночью: "Завтра наша очередь".
- Но это же издевательство над самыми элементарными правовыми нормами!
Слова эти вырвались у Элиаса раньше, чем он успел подумать.
- Сейчас действует только одно право - право фашистских палачей.
Элиас промолчал.
Он сделал еще несколько попыток достучаться. До тех пор колотил руками и ногами в дверь, пока не притащился надзиратель. Элиас опять потребовал, чтобы его допросили. Но ни его, ни всех остальных никто не хотел допрашивать.
- Не знаю, кто вы такой, - сказал Элиасу человек, предсказавший их участь и севший теперь рядом с ним, - да сейчас это и неважно. Я уже второй раз к ним попался и знаю, что плевали они на законное следствие. Наши дорогие сородичи, у которых народ забрал землю, дома и фабрики, озверели от жажды мести. Они сейчас кровожаднее самого Гитлера.
Элиас усмотрел в этих словах логическую неувязку и ухватился за нее:
- Значит, однажды вас уже выпустили? Мужчина посмотрел на него искоса и объяснил:
- Серые бароны в Вали хотели поставить меня к стенке, да Пярнуский истребительный батальон помешал.
Элиаса словно ударили по лицу. Все в нем оцепенело. На миг он перестал что-либо соображать. Лишь собравшись кое-как с мыслями, он дал себе отчет в том, что сидит рядом с человеком, которого Ойдекопп и Харьяс кинули в волостной амбар. Вряд ли этот человек разговаривал бы с ним так дружелюбно, если бы знал, что и он, Элиас, участвовал в разгроме исполкома в Вали.
Этот человек имел бы право ударить его, плюнуть ему в лицо. У него, Элиаса, нет нравственных оснований ставить себя выше тех, кто сейчас в Пярну охотится за людьми, хватает их и расстреливает. И если здесь, в камере, есть хоть один человек, заслуживающий высшей меры наказания, так это он, Эндель Элиас. Именно он, и никто другой.
Больше Элиас не колотил в дверь и не требовал, чтобы его отпустили к начальству на допрос. Он перестал дергаться, замкнулся в себе, притих. Словно бы примирился со всем заранее.
На следующий день перед рассветом его и еще человек десять перегнали в закрытый грузовик и повезли за город. Куда - Элиас этого не понял, да и не особенно хотел понять. Не все ли равно куда. Он старался не думать о том, что их ждет, страшась, что ему откажут нервы. В грузовике он оказался рядом с милиционером из Вали, - он уже знал, что это милиционер из Вали, тот ведь сам ему сказал. Элиас обрадовался ему.
У низкорослого сосняка грузовик остановился, и им приказали вылезать. "Чахлые сосенки", - отметил про себя Элиас, словно качество леса могло сейчас иметь какое-то значение. Он увидел, как их окружила большая группа вооруженных людей в штатском. Почти все были в форменных фуражках, в основном кайтселийтов-ских.
Кого-то громким, раскатистым голосом ругали за опоздание и за отсутствие всякого порядка. Голос показался Элиасу знакомым. Он не ошибся: неподалеку от них стоял, расставив ноги, констебль Аоранд. Элиас поспешно отвернулся, чтобы его не узнали. В голове, правда, мелькнула мысль, что стоило ему подать Аоранду знак, и он был бы спасен, но осуществлять этой мысли не стал.
Их с воплями куда-то погнали. Вскоре Элиас оказался на краю неглубокой канавы. "Каменистая земля", - снова машинально отметил он. При бледных лучах рассвета на дне канавы отчетливо были видны камни, величиной с кулак и больше. Песок был крупный, почти коричневый.
"Могила, братская могила".
И это он отметил почти автоматически. Странно, что подобное открытие не вызвало у него страха. Словно тут собирались расстрелять не его, а кого-то другого.
Один из его спутников упал на четвереньки. То ли споткнулся, то ли нервы отказали. Милиционер помог упавшему подняться.
- Выстроиться в шеренгу! - закричал на них щуплый человек в форме Кайтселийта.
- В шеренгу! - подхватил кто-то, словно эхо. Они выстроились на краю канавы.
Элиас не понимал, почему все старались поскорее выполнить команду. Он и сам послушно ей подчинился.
Наконец всех их выстроили на краю рва. Вооруженные люди отошли от них шагов на десять и тоже построились в шеренгу.
- Отделение, смирно!
Элиас снова узнал голос Аоранда. В голове опять мелькнула мысль, что следовало бы окликнуть констебля, сказать, что это он, вояка Элиас, попавший сюда по глупому недоразумению. Но он вновь подавил это желание.
Аоранд как-то напрягся, откинул голову назад и крикнул:
- Заряжать! Защелкали затворы.
В этот миг Элиаса охватил страх. Он во все глаза глядел на людей, заряжающих винтовки, и вцепился в руку человека, стоявшего рядом.
- Целься!
Теперь Элиас думал только об одном: выстоять, не упасть. Он перестал держаться за соседа, и руки его вяло обвисли.
- Отставить!
Что это значило? Почему винтовки опустились? Что произошло?
Их строй зашатался. Некоторые упали на колени,* некоторые сделали несколько неуверенных шагов. Элиас тоже закачался на ногах, но устоял.
Констебль Аоранд, стоявший справа от вооруженного строя и отдававший приказания, размашистым шагом шел к ним. Элиас перехватил изумленный взгляд констебля.
Не успел он и опомниться, как Аоранд уже оказался перед ним.
- Инженер Элиас? Элиас крепко стиснул зубы,
- Элиас, это ты?
Элиас по-прежнему молчал. Констебль Аоранд пристально всмотрелся в него. И спросил в третий раз, в самом ли деле он инженер Элиас. Сердце Элиаса бешено колотилось, горло было перехвачено, руки судорожно дергались. Но он не произнес ни слова.
Аоранд вернулся назад. Он подозвал к себе двух человек и что-то сказал им. Оба направились к Эли-асу.
Подойдя к Элиасу, они схватили его за руки и выволокли из строя расстреливаемых. Элиас пытался вырваться, но эти двое были сильнее.
Его дотащили до машины и швырнули в кузов. Он упал на дно кузова ничком, уже почти без сознания. Он не слышал, как захлопнули дверцу фургона и закрыли ее болтом. Словно бы очень издалека и приглушенно доносилась команда.
А потом грянул залп.
Примерно через полчаса или час загудел мотор. Сначала машину сильно трясло, потом она поехала плавно.
Элиас ни о чем не думал, ничего не чувствовал, кроме душащего отчаяния. Перенапряженные нервы, правда, воспринимали внешние впечатления, но эти впечатления словно бы уже не доходили до сознания.
Очнулся Энделъ Элиас только к вечеру.
Он обнаружил себя в какой-то квартире, обставленной прилично, но как-то беспорядочно. За открытым окном веял морской ветерок, шевеливший шторы. Они то надувались парусами, то опадали.
Элиасу вспомнилось, словно сквозь сон, что Аоранд долго разговаривал с ним, а сам он не отвечал ни слова. О чем говорил констебль, это совсем выветрилось из памяти. Наверно, сперва о чем-то спрашивал, потом пытался убеждать. А он сидел, уронив голову, и ничего не соображал. В конце концов Аоранд оставил его одного.
Элиас не помнил и того, спал ли он все эти часы или просто валялся в кресле. Хотя он за два дня не съел ни крошки - в арестантской камере давали только воду, - он не чувствовал голода. Интерес к себе и происходящему пропал полностью.
Он тупо пялился в стенку и вяло думал о том, что следовало бы уйти. Но тут же забывал об этом и снова начинал смотреть, как полощутся шторы.
В конце концов он поднялся и пошел в соседнюю комнату. Там тоже никого не было. Вся трехкомнатная квартира оказалась пустой; кроме него, в ней не было ни души. Наружная дверь была, правда, закрыта, но, чтобы открыть изнутри английский замок, достаточно было одного движения.
Нет, его никто не караулил. Он мог и остаться и уйти.
Почему это насторожило Элиаса? Ему показалось, что его оставили в таком положении не просто так и вовсе не для того, чтобы он мог делать что хочет. За всем этим таилась какая-то задняя мысль.
- Нервное потрясение. Кто это сказал?
По-видимому, эти слова донеслись из-за наружной двери. Так и есть: замок щелкнул, и кто-то вошел в квартиру.
Элиас вернулся в комнату и отступил к окну.
Дверь комнаты открылась, и он увидел Ойдекоппа с Аорандом.
Напрягшись всем телом, Элиас следил за Ойдекоп-пом. И вдруг закричал: