— Иногда мне кажется, что да, — она судорожно выдохнула. — Но с чего ты взял, что даже если Бран здесь, то ответит нам? Магия мертва. Кем бы ни стал Бран, его поддерживала магия, и мы не можем…
Джон уверенно зашагал к Чардреву и потянул Сансу за собой. Она покорно последовала за ним.
— Магия не может быть мертва. Асшай стоит на магии. Край Теней стоит на магии. Если бы волшебство ушло из нашего мира, поверь, мы бы узнали об этом.
Она думала об этом множество раз. Но Асшай и Семь Королевств разделяли годы пути, моря и десятки стран. Та магия была далека и чужда Северу, и могла бы ничего не значить.
Они опустились на колени перед кровавым ликом, оказались плечом к плечу, все ещё сжимая ладони друг друга. Она видела в лице Джона те же сомнения, что испытывала сама. Нужно ли им поговорить с братом? Нужно ли помолиться? Сделать хоть что-нибудь?.. Они растеряно переглянулись, безмолвно обмениваясь вопросами. Но всё же… Джон будто бы знал, что нужно делать.
— Я не знаю, помнишь ли ты, — начал он, обращаясь к Брану — или тому, что теперь представлял из себя Бран, — ты мечтал стать рыцарем. Ты бегал за мной и Роббом, наверное, неделю, прося научить одному приёму с мечом. Ты буквально доставал нас. За ужинами, завтраками, когда мы собирались на конные прогулки — везде! Ты говорил, что пируэт жутко сложный, и тебе никак не удаётся поймать равновесие. Робб отшучивался, что всему своё время, и ты обязательно выучишься. Но ты хотел всё узнать прямо сейчас. И тогда я сдался. И когда у тебя наконец-то получилось… Ты здорово заехал мне прямо в живот. Я думал, что никогда больше не смогу нормально дышать, но мы так смеялись, помнишь? Смеялись, потому что всё оказалось так просто.
Десятки воспоминаний пронеслись перед ней. Вот Бран кидает в неё муку, а Арья заливисто смеётся. Вот она помогает Брану завязывать плащ под подбородком. А вот ведёт его за руку к матери по тёмным коридорам замка, рассказывая ужасные истории про призраков. Санса сглотнула комок в горле и кашлянула, восстанавливая голос. Джон кивнул, подбадривая её.
— Я читала тебе сказки в детстве. Рикону никогда не хватало терпения, он постоянно убегал играть со своими солдатиками и корабликами, не дослушав и до средины. Но не ты. Тебе особенно нравилось про Дункана Высокого. Ты забирался ко мне в кровать после ужина, подпирал щёки ладошками и просил прочитать ещё раз. Снова и снова про то, как Дункан путешествовал по стране, помогая людям. В итоге я даже выучила всю книжку наизусть, — её голос дрогнул, и Санса часто заморгала, пытаясь прогнать с глаз слёзы. — Ты так любил эти истории о рыцарях, так хотел стать таким же героем, благородным, смелым…
Ведомая скорее инстинктом, нежели знанием, Санса протянула руку и коснулась дерева. Тёплое, шершавое, в детстве она множество раз рисовала пальцами узоры по белой коре, исследовала трещинки, сколы. Она любила богорощу, в отличии от матери. Хоть Санса и знала гимны и молитвы Семерых, но всегда была ребёнком от веры Старых Богов, как отец, как Арья и братья. Как Джон.
— И ты стал рыцарем, Бран, — продолжил Джон. — Всё-таки стал. Рыцари защищают людей, в этом их суть. Это ты и сделал. Защитил нас. Я уверен, что это благодаря тебе мы смогли победить Короля Ночи. Что бы ты ни сделал, это ты ослабил его.
Слёзы потекли по щекам Сансы, она всхлипнула, расплылась богороща, Чардрево, зелень травы, оранжевые одуванчики и синева небес потеряли свои очертания. Осталось только ощущение древесины под пальцами, напряжённое дыхание Джона и теплота его руки, и ветер, обдувающий лицо. Она плакала так, как не плакала уже долгое время, а потом увидела…
Увидела комнату в Орлином Гнезде. Она уже бывала там, когда носила имя Алейны Стоун, и Мизинец плёл сеть своих интриг.
Высокая, стройная девушка с рыжими, как закатное солнце, волосами раскупорила пузырёк и незаметно пролила несколько капель в глиняную чашу, над которой взвивался лёгкий пар. Она взяла поднос в руки и направилась к столу.
Санса никогда не видела одну из любовниц Гаррольда — Шафран, но безошибочно узнала её. Хардинг рассказывал однажды, ещё на войне, о девушке, которая недавно родила ему дитя.
— Мой отец привез лучшие пряности для вас, милорд Аррен. Я буду готовить этот чай столько, столько захотите.
— Даже если я буду хотеть его каждый час? — спросил Робин. На его бледное лицо падала чёлка, под глазами пролегали глубокие, болезненные тени, но выглядел он все же лучше чем обычно.
— Даже каждые полчаса, милорд, — девушка заботливо протянула ему чашу.
— О, — глаза мальчика округлились, когда он сделал глоток. — Очень вкусно. Я приказываю вашему отцу, чтобы он привез два сундука таких пряностей.
— Как пожелаете, милорд, — девушка очаровательно улыбнулась.
Видение дрогнуло рябью на безупречной глади озера, всё отдалялось, отдалялось, размываясь… И Санса ощутила ласковые прикосновение к своей ладони, той, что упиралась в Чардрево, подушечка пальца к подушечке пальца. Прикосновения Брана. В нос почему-то ударил запах крипты, она услышала детский смех, и…
Она будто вынырнула на поверхность, тяжело дыша, на несколько мгновений полностью утратив чувство пространства и времени. Слёзы, почти истерика, захлестнули её, будто штормовые волны Узкого Моря, которые она так часто наблюдала из окна Красного Замка. И она не могла контролировать свой собственный шторм.
Санса смутно понимала, что Джон стирал слёзы с её щек, обнимал и гладил по спине, шептал «тише, тише, я с тобой». Чувствовала теплоту его рук и его дыхание. Но она будто выпускала на волю всё, что накопилось внутри за пять лет, все свои страхи за благополучное будущее, всю горечь потерь, преследовавшие по ночам кошмары. Она дрожала всем телом, как в лихорадке.
Она плакала по Зяблику, вредному мальчишке, доводившему её до белого каления, но никто, никто не заслужил такой смерти. Никто не заслуживал предательства.
Она плакала по Брану. Её милому Брану, который навечно останется жить как трёхглазый ворон. Да и разве это жизнь? Существование.
— Бран всё ещё здесь, ты понимаешь? — неразборчиво, всхлипывая, шептала она, уткнувшись в плечо Джона. — Он же всё ещё…
Она совершенно упустила мгновение, когда всё закончилось, когда слезы наконец начали иссякать, рыдания сходили на нет. Пропустила тот момент, когда они с Джоном устроились на земле, и простыней им служила зелёная трава, а навесом стала крона Чардрева. Санса прильнула к Джону, прижавшись щекой к его груди, слушая его ровное, сильное сердцебиение, находя в этом успокоение. Джон обнимал её, прижимая к себе так, будто готов защитить от любой напасти, и его пальцы ласково перебирали её рыжие локоны.
Время утратило какое-либо значение. Её хватало только на то, чтобы глубоко дышать и окончательно вынырнуть из пучин своих эмоций. Джон Сноу оказался островком спокойствия в её шторме.
— Прости, я не должна была… — наконец произнесла она.
— Даже не вздумай извиняться. Всё нормально. Бран… Я не знаю, — он тяжело вздохнул, передавая всё своё смятение, боль и печаль. — Тут есть над чем подумать. И это ужасно.
Она судорожно выдохнула.
— Ты видел?
— Да.
«Что нам теперь делать? Возвести тут алтарь?» Но она с усилием (и боясь очередной своей истерики) вернула себя к более насущному вопросу.
— Мы ведь должны все рассказать лордам Долины? Мы должны, — пролепетала она, сама не особо веря в эти слова.
— Ага, конечно. «Понимаете, Бран Старк, частичка сознания которого осталась в Чардреве, показал нам убийство Робина Аррена. Виновата рыжая девчонка».
Она лишь вздохнула, принимая его правоту. Что они могут сделать? Что они могут доказать? Ровным счетом ничего. Лорды Долины любят Гаррольда, и вряд ли они сильно скорбели о смерти нерадивого, странного лорда, когда Хардинг уже завоевал определённый авторитет у народа своей доблестью во время войны.