Спустя мгновение Энди спешно принялся открывать застегнутую на молнию дверь, и едва успел высунуть из палатки голову и плечи, как его стошнило. Когда рвота прошла, он пару минут постоял на четвереньках одной половиной на улице, другой в палатке, потом вскочил на ноги, быстро отбежал на несколько метров, спустил штаны, и канонада возвестила о начавшемся приступе диареи. Остаток ночи он провел на холоде, с неистовством освобождаясь от содержимого своего желудочно-кишечного тракта.
Наутро Энди совсем ослаб от обезвоживания организма, и его бил страшный озноб. Хелен предложила ему остаться в Лобуче, пока он не восстановит силы, но Энди отказался. «Ну уж нет! Черта с два я останусь в этой вонючей дыре еще на одну ночь, — заявил он, скривив физиономию. — Я выйду в базовый лагерь сегодня, вместе со всеми. Даже если мне придется ползти».
К 9 утра мы упаковались и тронулись в путь. Вся группа бодро поднималась по тропе, а мы с Хелен шли позади всех, поддерживая Энди, которому приходилось прилагать необычайные усилия, чтобы просто переставлять ноги. Он то и дело останавливался и, опираясь на лыжные палки, минуту-другую стоял, приходя в себя и набираясь сил для следующего рывка.
На протяжении нескольких миль маршрут петлял вверх-вниз по беспорядочным каменным россыпям морены ледника Кхумбу, затем спускался на сам ледник. Во многих местах лед покрывала каменная крошка, крупный гравий и гранитные валуны, но иногда попадались вкрапления чистого льда — полупрозрачного, промерзшего, сверкавшего, словно отшлифованный оникс. Талая вода с шумом стекала по бесчисленным поверхностным и внутренним руслам ледника, и ее нездешнее гармоничное журчание резонировало во всем теле ледника.
К вечеру мы вышли к причудливым рядам свободно стоящих островерхных ледяных башен (самая большая из них — высотой около 30 метров), известных как Аллея призраков. Изваянные интенсивными солнечными лучами и отливающие радиоактивной бирюзой, башни выступали из-за окружавших их валунов, словно зубы гигантской акулы, и уходили вдаль насколько мог видеть глаз. Хелен — она не раз бывала в этих местах — объявила, что мы близки к цели. Через две мили, где ледник делал резкий поворот на восток, мы дотащились до гребня длинного склона, и перед нами раскинулись пестрые купола нейлонового города. Более трех сотен палаток, вмещавших множество альпинистов и шерпов из четырнадцати экспедиций, расположились на посыпанном галькой льду. Нам потребовалось двадцать минут, чтобы найти нашу колонию среди палаток обширного поселка. Когда мы преодолевали последний подъем, нам навстречу вышел Роб, чтобы нас поприветствовать. «Добро пожаловать в базовый лагерь Эвереста», — изрек он, ухмыльнувшись. Измеритель высоты на моих наручных часах показывал 5365 метров.
Временный поселок, который будет служить нам домом в течение шести ближайших недель, располагался в центре естественного амфитеатра, образованного мрачными склонами гор. Откосы над лагерем были задрапированы свисающими полотнищами ледника, на котором зарождались огромные ледовые лавины, с грохотом проносившиеся вниз в любое время дня и ночи. В четверти мили к востоку, в хаосе ледовых осколков сползал по узкому ущелью ледопад Кхумбу, сдавленный между стеной Нупцзе и западным плечом Эвереста. Обращенный на юго-запад, амфитеатр хорошо освещался солнечными лучами; в ясный, безветренный день после полудня было достаточно тепло, чтобы комфортно чувствовать себя на свежем воздухе в одной футболке. Но как только солнце опускалось за коническую вершину Пумори (7165-метровый пик на западе от базового лагеря), температура падала ниже десяти градусов мороза. Когда я возвращался ночью в свою палатку, ледник скрипел и потрескивал, исполняя такие мадригалы, что невозможно было забыть, что я лежу на движущейся ледяной реке.
Поразительный контраст с окружающей нас дикой природой составляла масса удобств, созданных в лагере фирмы «Консультанты по приключениям». Этот лагерь стал домом для четырнадцати гостей с Запада (шерпы называли нас либо «членами», либо «сагибами») и для четырнадцати шерпов. Наша брезентовая палатка-столовая была оборудована огромным каменным столом, стереосистемой, библиотекой и электрическим освещением, которое обеспечивали солнечные батареи; примыкающая палатка связи вмещала спутниковый телефон и факс. Импровизированный душ был устроен из резинового шланга и ведра с теплой водой, которую грела обслуга на кухне. Свежий хлеб и овощи доставляли раз в несколько дней на спинах яков. Соблюдая давнюю традицию, поддерживаемую в экспедициях с колониальных времен, Чхонгба и его помощник Тенди каждое утро обходили палатки клиентов, подавая нам в спальники кружки дымящегося чая, приготовленного шерпами.
Мне часто приходилось слышать разговоры о том, что все прибывающие орды восхожденцев превратили Эверест в груду мусора, и, по общему мнению, главными виновниками этого были коммерческие экспедиции. Хотя в 1970-е и 80-е годы базовый лагерь действительно был большой мусорной кучей, за последние годы он превратился в довольно опрятное место — несомненно, самое чистое поселение, которое мне довелось увидеть с тех пор, как мы покинули Намче-Базар. Коммерческие экспедиции заслужили хорошую репутацию именно благодаря осуществляемой ими уборке территории.
Из года в год приводя клиентов на Эверест, гиды были больше заинтересованы в поддержании там чистоты, чем разовые туристы. Во время экспедиции 1990 года Роб Холл и Гэри Болл все свои усилия направили на то, чтобы вынести из базового лагеря пять тонн мусора. Кроме того, Холл и несколько его соратников-проводников начали вести переговоры с кабинетом министров в Катманду, чтобы убедить правительство принять меры, поощряющие альпинистов поддерживать на горе чистоту. В 1996 году, в дополнение к обычной плате за разрешение на восхождение, экспедиции обязаны были вносить по 4 тысячи долларов, которые возвращались им только после того, как они доставляли определенное количество хлама в Намче или Катманду. С горы надлежало уносить даже бочки, служившие коллекторами экскрементов.
В базовом лагере суета была, как в муравейнике. Помещение «Консультантов по приключениям» служило своего рода штаб-квартирой всего базового лагеря, потому что никто на горе не внушал большего доверия, чем Холл. Как только возникала какая-нибудь проблема — трудовой спор с шерпами, медицинский случай, сомнительный выбор стратегии подъема, — все приходили в нашу палатку-столовую за советом к Холлу. И он щедро делился накопленной мудростью даже со своими соперниками, конкурировавшими с ним в погоне за клиентами, в частности со Скоттом Фишером.
Раньше, в 1995 году, Фишер успешно сопровождал клиентов на один из восьмитысячников[18] — Броуд-Пик (8047 метров), расположенный в Каракорумских горах на границе с Пакистаном. Кроме того, он предпринимал четыре попытки взойти на Эверест, и один раз — в 1994 году — достиг вершины, но не в роли проводника. Весной 1996 года он впервые пришел на Эверест в качестве руководителя коммерческой экспедиции. Как и Холл, Фишер водил группы из восьми клиентов.
Лагерь Фишера, легко узнаваемый по огромному транспаранту с рекламой кофейной компании «Старбакс», укрепленному на гранитной глыбе размером с дом, находился в пяти минутах ходьбы от нашего лагеря вниз по леднику.
Все мужчины и женщины, избравшие своей карьерой восхождение на высочайшие вершины мира, составляют маленький закрытый клуб. Фишер и Холл были соперниками по бизнесу, но пути их, как выдающихся членов высокогорного братства, часто пересекались, и в каком-то смысле они считали себя друзьями. Познакомились они в 1980-е годы на русском Памире и впоследствии провели немало времени вдвоем на Эвересте в 1989 и в 1994 годах. У них были твердые планы объединить силы и попытаться подняться на Манаслу — труднодоступный 8163-метровый пик в Центральном Непале. Они планировали совершить это восхождение сразу после того, как проведут своих клиентов на Эверест в 1996 году.
18
Существует четырнадцать так называемых