Аница немного замешкалась, но выполнила приказание. Уродец сильно и злобно ущипнул ее за подбородок, девушка вскрикнула от испуга и боли, а он плотоядно, как зверь, оскалил зубы, так что закрученные торчащие вверх усы чуть не уткнулись в ресницы, которые свисали с мясистых век, вздувшихся узлами под низким, изрытым глубокими морщинами лбом.
— Сегодня, старуха, ты меня, и правда, не надула, чувствую, как благоухает этот кусочек, у меня полон рот слюны от страсти и желания! А теперь давайте закусим и подготовимся к радостям рая на этой грешной земле, как ты причитаешь после каждой поповской проповеди! — Все это уродец говорил на чужом, непонятном для девушки языке, подходя к накрытому столу и к Анице. Руки у него дрожали, а большая голова еще быстрее переваливалась с одного плеча на другое.
Аница испуганно отскочила, видно, считая, что здесь ей не место, но уродец схватил ее за руку и потянул к столу.
— Куда ты бежишь от меня, пугливая козочка, будто я нечистая сила? — запел он сипло и пронзительно.
— Прошу прощения, сударь, но служанке не пристало сидеть за одним столом с хозяином, — дрожащим голосом прошептала девушка, начиная сознавать, что ее ждут неведомые ей беды и погибель.
— Истинно так, горлица моя, — вмешалась ведьма, подав человечку какой-то знак, — но коли милостивый господин и хозяин желает, требует и приказывает, служанка должна приносить себя в жертву и душой, и телом! Ведь господь бог требует от всякого творения прежде всего покорности, смирения и благочестия. Потому и ты должна слушаться милостивого господина, мне-то известно, кого я привела к нему на службу, кого присоветовала!
Девушка устремила проницательный горящий взгляд на старую ведьму, и она вдруг представилась ей лицемерной и коварной, как кошка, потом перевела его на уродливое глупое лицо своего нового хозяина и господина и увидела в нем вампира, хамелеона и дикого кабана. Дурные предчувствия все сильней захлестывали ее душу, а мысли, одна чернее другой, кружились, сталкивались, боролись между собой, их натиск был таким мощным, что девушка на мгновенье остолбенела, ей казалось, она сходит с ума или ей снится страшный сон, который предвещает в самом скором времени ужасные беды и напасти.
— Добрый вечер, ярист! Господи, неужто тебе только для того даны мозги, чтобы пялиться и пялиться в свои книжищи? Дьявол бы все побрал! Не поймешь, что там есть на этих замызганных страницах, разрисованных букашками, мелкими и крупными закорючками, что ты не отлипаешь от них, как муха от меда? Так недолго и на тот свет отправиться? Прежде, у покойного Мецената, я ругал тебя, что мало сидишь над книгами, а теперь противно глядеть, как ты глаз от них не подымаешь. Человече, у тебя ум за разум зайдет! И тогда насмарку все муки, труды и розовое будущее! Дьявол бы все побрал!
Школяр Ивица поднял бледное лицо и удивленно повернул голову при виде неожиданно вторгшегося к нему корчмаря, бывшего господина камердира.
— Вас уважаемая хозяйка сюда прислала? Вы чем-то озабочены, тяжело дышите, что с вами?
— Давай-ка, милок, прежде всего убери эту свалку из книг, мы накроем стол как следует, поедим жареного мясца да зальем его каким-то особым вином! Угостимся на славу, а потом я пересплю ночь у тебя на этом обдрипанном диване. Вот и все, что нам осталось, чем еще можно поддержать слабеющее тело и укрепить тоскующую душу, — глоток доброго красного вина! Согласен, ярист, или выгонишь меня?
— Пожалуйста, господин камердир, располагайтесь, но что значит ваше выселение из собственного дома? Может, супружеская ссора или иные неприятности?
— На горизонте чисто и ясно, как в детском сердечке. Грозой и не пахнет. Моя тут ввязалась в какие-то темные бабьи делишки, и чтоб ей не мешать, я сам придумал поужинать с тобой здесь, у тебя, и переспать на твоем диване. Дьявол бы все побрал! Эти бабьи козни, кто в них разберется? Пуд соли надо съесть, чтоб их распутать и понять что к чему. Дьявол бы все побрал! — злобно сплюнул камердир и унесся куда-то мрачными, невеселыми мыслями или, быть может, вообще ни о чем не думал, по своему старому обыкновению.
Они накрыли стол, поставили превосходный ужин. В комнатушке школяра Ивицы пахло, как в пещере отшельника, когда к нему нагрянет свадьба. У Ивицы уже пробилась бородка, а маленькие усики он холил и закручивал весьма старательно.
Новое вино из числа тех бутылок, какие были на столе человечка и старой ведьмы, пенилось в стаканах, нос и уши камердира алели и горели всем на зависть. И бледное лицо школяра Ивицы зарделось, легким туманом подернулся его взор, всегда такой ясный и чистый, а на сердце стало необычайно тепло и приятно, таинственная сила прогнала с души темные, мрачные тучи. Он вспомнил о Лауре, о Михо и благодушно усмехнулся. Наконец, припорхнули сладкие мысли о крестьянской девушке Анице, разыгрались мечты, воображение рисовало самые заманчивые картины. Все так ясно представлялось ему, он видел Аницу, точно живую, их первую встречу, объятие, как встретились их глаза в церкви, расставание, кольцо-талисман, которое он подарил ей в день возвращения в город.