— Так это ж басурманин! — дошло, наконец, и до Нюрки.
— Только не вздумай раздеваться, — предостерег ее попаданец и, повернувшись к ничего не понимающему турку, заявил: — Ханды хох, придурок!
— Анламыерум, — снова заявил осман. — Ким сиз боулеси? Нэрэдэ…
Прервавшись на полуслове, он вдруг выгнул вперед грудь, отвел назад плечи, откинул голову и захрипел. Находившийся позади него Лексей отер об сползающего с коня османа клинок.
— Видать принял нас за своих, — предположил он. — Думал, что мы за кем-то гонимся, и скакал с нами.
— Хреновый из тебя, Леха, разведчик, — заявил вдруг попаданец, с кряхтением слезая с лошади. Стемнело уже окончательно. Вслед за градовой тучей небо заволокло облаками так, что не было видно ни звезд, ни луны. Вряд ли в этой кромешной тьме кто-то за ними погонится. А значит — можно, наконец-то, расслабиться.
— Это почему? — вопросил тоже спешившийся Лексей.
— По кочану. Нафига турка прирезал?
— А-а, — протянул разведчик. — Дык это, нам бы самим выбраться. Куды ж еще и энтого тащить-то?
— Да чо уж теперь говорить-то, — махнул рукой Денис, про себя соглашаясь с Лексеем.
Несмотря на то, что все были до предела уставшими, решили немедля пройти вдоль опушки как можно дальше. Лезть в лес по такой темени естественно никто до утра не собирался. Труп турка, на тот случай, если их все же будут разыскивать, затащили в кусты. Некоторое время раздумывали, оставить ли лошадей? На них быстрее, но и более заметно. В конце концов, поддавшись доводам радующегося, что в темноте никто не видит его раскоряченную походку, попаданца, решили, раз все равно пробираться будут лесом, то в местных густых зарослях лошадь будет только обузой. Наскоро обыскав седельные сумки, взяли с собой только снедь да боеприпасы. В итоге безоружной осталась одна Василиса. Не потому, что ей не хватило — оружия-то как раз было с избытком — просто никому и в голову не пришло, что девушку можно вооружить.
То ли дело Нюрка. Та и сама по себе, как убедились приятели, была из тех, воспетых Некрасовым баб, которые одним ударом коня на скаку сшибают. А когда у нее в одной руке сабелька, а в другой используемое в качестве дубинки ружьишко… И поверх всего этого просто таки телячья доброта, лучащаяся из больших карих глаз деревенской простушки… Мда. Если б еще не ее врожденный страх перед татарами.
В отличие от переговаривающихся спутников, Василиса шагала молча, лишь изредка бросая на своих спасителей затравленные взгляды. Она уже не могла, не задумываясь, сказать, сколько раз за последние недели ее похищали, освобождали, снова пленили и снова освобождали. Единственные несколько спокойных дней она провела в турецком шатре под опекой этого высокомерного графа. Девушка верила в то, что отец не оставит ее в беде, и когда в шатер неожиданно проникли какие-то оборванцы, заверившие, что прибыли от батюшки, она даже обрадовалась. Но дальнейшее…
Дальнейшее показалось продолжением того кошмарного сна, в который она провалилась более двух недель назад. Сперва, бегство в сторону леса. У самой опушки их заметили крымчаки и ринулись в погоню. Потом целый день скрывались в зарослях от ищущих их татар. Когда наступила на толстого ужа и тот, придавленный, обвил ее ногу, последние силы ушли на истошный крик. Вместе с криком вылетела последняя воля. Как только Лексей не пытался ее растормошить, она, усевшись под кленом, лишь тихонько хныкала, тупо глядя под тот куст, куда уполз злополучный уж. Далее Василиса осознала, себя когда уже ехала верхом с привязанными к луке седла руками. И новое продолжение кошмара. Какой-то турок со знакомым лицом стреляет в лежащего на земле Лексея. Ее стягивают с седла. Вокруг разгорается схватка. Падают с лошадей окровавленные трупы… Нет, если здраво оценить последние события, то плен в турецком шатре кажется гораздо предпочтительнее подобных спасательных операций.
Двигались не менее двух часов, пока не стали падать от изнеможения. Лишь отойдя на достаточное расстояние, сообразили, что рано отпустили лошадей. Вдоль опушки можно было ехать и на них. Но не возвращаться же за ними обратно.
Денис старался поддерживать Василису, но чувствовал, что и сам уже вот-вот упадет и не сможет подняться. Не лучшим образом чувствовал себя и израненный Лексей. Только интендант с Нюркой, казалось, не знали усталости. Они шли впереди, рассказывая друг другу о том, какие перипетии привели их к встрече под сенью акаций.
— Эй, — окликнул их попаданец, когда генеральская дочка в очередной раз споткнулась, и он, поддерживая, ее сам уселся на землю. — Тормози лаптем.
— Почему лаптем? — глянув на обутые в трофейные сапоги ноги, обернулся Георгий.
— Потому что пора отдохнуть, — ответил Денис. Не рассказывать же про то, что так говорил его сосед по лестничной площадке, переехавший жить в город из местной деревни, называемой Роговатовкой. Каждый раз, завидев Дениса, он требовал, чтобы тот тормозил лаптем и просил у него закурить. Парень объяснял соседу, что не курит, но при следующей встрече все повторялось заново.
Проснулся Денис потому, что замерз. Моросил дождик. Он лежал на боку. Спереди к нему прижималась спиной Василиса. Девушка мелко дрожала, и было непонятно, спит она или нет.
Куда только подевалась недавняя жара, изнуряющая духотой даже ночью? Вчерашняя градовая туча привела за собой прохладную погоду. Возможно, это к лучшему. Будет не так утомительно пробираться к своим. Помыться бы где-нибудь еще. А то, покрытое царапинами и ссадинами тело зудит так, будто он лежит в кусте крапивы. Зато отбитые ребра будто бы зажили. Думал — будут болеть не менее месяца, ан прошло чуть более недели, и уже забыл о них.
Однако бок мерзнет, и рука под Василисиной головой затекла. Не хочется беспокоить девушку, но так и простыть можно. Еще воспаления легких ко всем свалившимся радостям не хватало.
Денис неловко зашевелился, стараясь аккуратно вытащить из-под девушки онемевшую руку. Василиса тут же села, будто и не спала, и, обхватив коленки руками, опустила на них голову. Ее продолжала бить мелкая дрожь.
— Василиса, — парень легонько дотронулся до ее плеча. — Ты замерзла?
Спросил и подумал, что если ответит — да? Костер разводить нельзя — заметят. Предложить ей поприседать или несколько раз отжаться?
Но девушка не ответила, будто бы и не слышала вопроса. Попаданец стянул с себя кафтан и набросил ей на плечи. Сам тут же зябко передернулся, ощущая голым телом холодную морось. Вспомнил о заколотом Лексеем османе и подумал, что не отказался бы сейчас и от окровавленной одежки. Кстати, где Лексей и остальные?
— Эй! — громким шепотом позвал он в темноту.
В паре метрах поднялась темная фигура и, расставив руки в стороны, громко зевнула:
— А-а-ам! Чой-та? Дождик что ли? — поднявшийся оказался Георгием.
Денис хотел было сказать, мол, это вовсе не дождик, просто Лексей отошел против ветра. Но замерз настолько, что издавать лишние звуки не хотелось. Спросил лишь, где остальные.
— Анюта вот, — интендант указал на темную сопящую горку, после чего махнул куда-то под деревья. — Лексей вон он.
— Х-холодно, — пожаловался попаданец.
— А ты чего это… — подошедший Георгий хотел спросить товарища, почему тот раздетый, но, взглянув на Василису, понимающе протянул: — А-а.
Оценив джентльменский поступок, он отошел к Нюрке и, присев, бесцеремонно потряс ее за плечо.
— Анют, эй, Анют.
Та перестала сопеть и, зевая, спросила:
— Ась?
— Анют, тебе не зябко? А то, может, накинешь кафтанчик еще? А? — Григорий принялся вроде как распоясываться, но явно не спешил, ожидая Нюркиного ответа.
— Чой-та ты? — удивилась та. — Не зябко мне. Хорошо даже. Земелька теплая и дождик свежий. Давно бы дождика надо было. Хорошо-то как! Правда?
— А мне зябко. — подал голос из темноты Лексей.
— Поприседай — согреешься, — посоветовал Денис.
День двадцатый
Дождь моросил до самого рассвета. Пришлось перебраться под какое-то раскидистое дерево, под которым сидели уже без сна, прижавшись друг к другу. Попаданец, оставшись без кафтана, основательно продрог. Он обнял дрожащую Василису и прижимал к себе не столько для того, чтобы унять ее дрожь, а скорее, чтобы согреться самому. С левого бока прислонилась мягким и теплым бедром Нюрка. Парень еле сдержался, чтобы не прильнуть вплотную к этой живой печке. А Георгий ей еще свой кафтан предлагал. Да на ней промокшую одежку сушить можно. Сам интендант сопел за Нюркой, по другую сторону ствола от Дениса. Далее между толстяком и прижавшейся к попаданцу Василисой, стучал зубами Лексей. После того, как разведчика протащили связанным за татарской лошадью, он уже не выглядел таким бравым, умудренным опытом воякой, каким сперва показался. Скорее походил на тощего оборванца, который постоянно попадает под раздачу из-за своей хронической невезучести.