В дороге Радван пытался думать о цене — о той награде, что он позарез должен стребовать с «Клинков Виндира». Иного быть не могло, ибо действовать бескорыстно бывший офицер, а ныне охотник за головами попросту отвык.
Другим занятием Радвана стало разглядывание городских пейзажей, мелькавших за окном такси. Старинные постройки, пережившие все войны и потрясения, сменялись современными зданиями — высотными, с яркими вывесками и отделанными как игрушки. Мало-помалу столица приходила в себя, восстанавливаясь после военных невзгод. Залечивала раны… которые, впрочем, еще встречались. И даже в центральной части города.
Одну из них пришлось лицезреть и во время поездки: какую-то совсем уж бесформенную развалину, словно фиговым листком прикрытую огромным картонным щитом-плакатом. Плакат изображал бравого парня — облаченный в военную форму, тот держал на руках маленькую девочку, не по-здешнему розовощекую и упитанную. Ниже располагалась большая надпись: «спасибо вам за наше будущее».
Другую надпись Радвану вскоре удалось прочесть, когда такси обогнуло и щит, и стыдливо прячущуюся за ним развалину. «Порошок недорого», — гласили грубо намалеванные черным маркером буквы, вольготно разместившись на закопченной кирпичной стене. Прилагался и телефон, а вот уточнять предназначение порошка написавший не счел нужным.
«Еще один, — невесело подумал Радван, сам в подобных уточнениях не нуждавшийся, — видно, опять придется отыскать по этому номеру адрес, нагрянуть туда… и порешить этих подонков. И весь товар их уничтожить, смертоносный почище взрывчатки. В очередной раз… и в один из многих».
Ведь вроде и закончилась война, и не кровоточат уже оставленные ею раны… но вот болят до сих пор. И долго будут болеть. Целому поколению предстояло терпеть и переживать эту боль. И хорошо, если одному.
«Власти не подтверждают сведенья о вооруженных столкновениях в районе бывшего санатория Министерства культуры, — суетливой скороговоркой затараторило меж тем радио, этот лучший друг таксиста, — и другим новостям: отчет министра финансов не удовлетворил парламентариев. Более того, один из лидеров оппозиции Петер Золтан заявил, что его фракция намерена поставить вопрос о недоверии всему правительству».
«Экономика развалена, цены растут как на дрожжах, — сквозь динамик прозвучал в салоне такси командный голос Золтана, — народ бедствует… вот все, что мы имеем сегодня с этими горе-министрами! Вот в этом все плоды их трудов».
«А дудки все это! — подумал Радван с горькой досадой, — не кончилась гражданская война, что бы с высокой трибуны ни говорили. Продолжается! Только ведется теперь уже без пороха и свинца. И без таких как я».
Вспомнились слова лощеного телекомментатора, любившего выглядеть умнее, чем на самом деле. «Гражданская война конца не имеет», — изрек он, претендуя на глубокомыслие, едва прошла новость о разгроме последнего крупного формирования фундаменталистов. И тем вызвал такую бурю гнева у бойцов Сил Обороны — словами не передать. Легко мол, этому хлыщу, в тылу отсидевшемуся, словеса разводить да мыслителя из себя корчить. Тогда как многие только и живы были одной надеждой дождаться победы. Счастливого конца заваренной не ими кровавой каши.
Негодовал тогда и сам Радван. И лишь теперь дошла до него правота тех слов, глубокая и горькая. Не иначе как заплутала, коль доходила так долго!
Выпуск новостей сменился обычной для этой радиостанции программой: песнями, то задушевно-грустными, то натужно-бодрыми, залихватскими. Именно такие почему-то пользовались у таксистов популярностью… если не сказать почитанием едва ли не священным.
Но вот Радван подобного отношения не разделял и не понимал. Вдобавок, неприятное впечатление от выпуска новостей да от надписи на стене очередная жалостливая композиция только усугубила. Зато мысли в голове охотника неожиданно для него самого пришли в порядок… и на подъезде к вокзалу Радван уже точно знал, что именно спросит в награду с Квендалла сотоварищи.
Привокзальная площадь не пустовала в любое время суток — причем людская масса, заполнявшая ее, не ограничивалась одними лишь пассажирами рейсов, хоть законченных, хоть только предстоящих. Многим из горожан именно окрестности вокзала служили теперь единственным местом работы. Точнее, источником заработка. Кто-то играл на гармошке, выложив перед собой шляпу для подаяний. Кто-то продавал подержанные мобильники, книги и другие товары далеко не первой необходимости. А кто-то день-деньской караулил приезжих, тщась предложить хоть кому-то из них услуги по извозу — даром что без шашечек на машине.
Еще где-то наверняка притаились карманники, малолетние побирушки под видом беженцев и конечно продавцы заветного порошка. Полиции эта публика не боялась, успешно откупаясь хотя бы от патрулей.
Едва выбравшись из такси, Радван почти сразу приметил в толпе их — не меньше десятка человек в одинаковых куртках и с лицами, спрятанными под капюшоны. В то время как охотник и Лорентиль продвигались к старинному зданию вокзала, эти люди обступали их, подходя сразу с нескольких сторон.
Лорентиль успела заметить, успела выкрикнуть ругательство на неизвестном языке… а может, начала было произносить заклинание, когда на руках людей в капюшонах вспыхнуло лиловое сияние. Но было поздно: множество тонких, невидимых постороннему глазу, нитей отделилось от ладоней сородичей Лорентили, цепляясь за беглянку и опутывая, погружая в сон.
Радван еле успел подхватить эльфийку, в течение считанных секунд сделавшуюся абсолютно беспомощной.
Квендалла они нашли в зале ожидания: в классическом костюме-тройке и со своею белой шевелюрой, собранной в хвост, тот выглядел слегка экстравагантно — словно актер какой-то или музыкант. При виде охотника и его добычи, эльф поднялся с неудобного, обитого дерматином, кресла и жестом велел следовать за ним. Направился же он в туалет; как видно, более удобного места для открытия портала на вокзале не имелось.
Кстати, сам проход в другой мир менее всего походил на дверь или ворота. Больше напоминал он воронку — круглую, мерцающую и тихонько гудящую. Возникла она прямо в воздухе, словно водоворот на морской глади.
— Итак, — начал Квендалл, осторожно принимая из Радвановых рук бесчувственную Лорентиль, — вы уже определились с наградой?
— Пожалуй, да, — отвечал охотник, мысленно коря себя за робость, — и вам даже не придется лишать меня памяти. Просто возьмите меня с собой, в ваш мир. Я понимаю, гостей вы не допускаете — так я и не гостем к вам собрался. А постоянным жителем.
Более всего Радван опасался, что собеседник-эльф отмахнется от него, обругает или сразу прибегнет к заметающей следы волшбе. Но реакция Квендалла оказалась совсем иной.
— А что ж вам в своем не живется? — вопрошал он, нахмурившись.
— Да потому что здесь я становлюсь уже никому не нужным, — с готовностью отвечал Радван, — проблемы-то все больше теперь не оружием решают, а с трибуны. Или числом голосов… в парламенте и не только. Вернее, делают вид, что решают, но на деле просто не дают решать другим. А я бьюсь как рыба об лед — денег заработать, да очередного подонка на тот свет отправить.
— И что? Думаете, у нас ждет что-то большее? — усмехнулся Квендалл, — чужака, одиночку без клана?
— Все равно… новая жизнь. И хоть какая-то надежда. А здесь ее нет.
— Новая жизнь, значит. Что ж, тогда я, кажется, знаю, чем здесь помочь.
Пять минут спустя, разглядывая себя в зеркало в безлюдном туалете, Радван недоумевал. Никак не мог понять, почему вдруг он оказался здесь… и вообще на вокзале. А главное: как он умудрился внезапно состариться на несколько лет. И откуда этот шрам на лице — да еще застарелый…
22 апреля — 2 мая 2013 г.