— Николь, мне больно. Остановись! Что с тобой?
Всего одна капля крови, торопливо стекающая по шее Филиппа, и я будто пробуждаюсь.
Боже, что со мной? Что я делаю?
Как лезвие оказалось прижатым к его горлу? Неужели я в самом деле собиралась это сделать? Собиралась его… убить…
Я делаю поспешный шаг назад, но даже несмотря на то, что Филипп застывает в неподдельном изумлении, не опускаю руку с ножом вниз.
— Ты ненормальная, — хрипло стонет он, дотрагиваясь до продолговатой царапины на шее.
Он прав. Я не в своём уме. Вновь потеряла контроль над собой. Над злостью и гневом. Но это он виноват. Только он! Этот гад собирался меня изнасиловать.
Боже! Он довёл меня. Я сорвалась! Только не опять!
Дыши, Николь, дыши! Прошу! Просто дыши! Ты же знаешь, как с этим справиться. Ты же можешь.
Глубокий вдох и выдох, вдох и выдох.
Но это не помогает! Я слишком заведена, чтобы так просто успокоиться. Всё тело сгорает изнутри, плавит органы, кости, нервы. Мне хочется кричать, неистово крушить и разбивать всё на своём пути, либо бежать без оглядки на максимальной скорости до полного изнеможения, чтобы, точно проснувшемуся вулкану, выплеснуть наружу всё беснующееся пламя и освободиться.
— Да, я ненормальная, а потому слушай и запоминай, что я тебе сейчас скажу, — медленно проговариваю я не человеческим голосом, а скорее животным рычанием. — Если ещё хоть раз на долю секунды в твоей пустой голове мелькнёт мысль вновь коснуться меня, то знай — в следующий раз я не остановлюсь, не пожалею и перережу тебе глотку этим самым ножом! — Выставляю слегка окровавленное лезвие вперёд, до конца убеждая его в своих намерениях.
Филипп нервно сглатывает и не отводит от меня взгляд, будто боится, что я вновь могу напасть. Но я больше не в состоянии дышать одним воздухом с этой мразью, убираю нож в карман кофты и направляюсь к выходу.
Мне нужно сбежать. Немедленно. Как можно дальше.
— Что это с тобой? Куда так несёшься? — как сквозь сон слышу недоумённый голос мамы, в которую сильно врезаюсь на пороге квартиры. Она вернулась из магазина с полными пакетами бутылок. Конечно, куда же она ещё могла ходить? Только за новой порцией алкоголя.
Но сейчас мне плевать. Я себя не контролирую.
Мне нужно сбежать.
Ничего не отвечаю. Не могу больше говорить. Накидываю капюшон, желая спрятаться от всего окружающего мира, и вылетаю из квартиры, с грохотом закрывая за собой дверь.
Свежесть вечернего воздуха и встречные порывы ветра, что, словно пощёчины, наносят мне удары, не помогают испытать и доли облегчения.
Бегу в неизвестном направлении, на всей скорости пролетая квартал за кварталом, даже не глядя по сторонам. Бегу что есть силы, пытаясь потушить ненавистный костёр в душе, но он не гаснет, а лишь раздувается шире, выше и ярче. Тело сотрясает нервный озноб, а кожа нестерпимо зудит. Я всё ещё чувствую мерзкие отпечатки пальцев Филиппа, его едкий запах немытого тела и зловонное дыхание у своего лица. Как жаль, что грязь смогу стереть только с тела, а не из воспоминаний.
Бегу, не чувствуя ни боли, ни усталости. Лишь сердце в груди скачет на бешенной скорости, вот-вот норовя вырваться наружу. Но я не имею права останавливаться, мне нужно продолжать, потому что нет другого выхода. Я не хочу сбрасывать злость на кого-то другого, не хочу никому вредить, как делала это раньше. Слишком отчётливо помню, какие муки совести и сожаления следуют потом. Они ещё хуже, чем ярость. Я больше не могу этого допустить.
И потому бегу, не сбавляя темпа. Бегу и даже пытаюсь заплакать, надеясь, что выпущу злость вместе с потоком слёз, но ничего не выходит. Слёз больше нет. Их давно уже нет. В этом вся и проблема.
Бегу, совершенно не видя дороги, нескончаемую череду жилых домов и безликих, редких прохожих до тех пор, пока один единственный звук с корнями не вырывает меня из собственного пекла.
Звук, который я никогда ни за что не забуду. Просто не смогу.
Этот звук — моя фобия.
Мой самый страшный кошмар, который превратил меня в то, кем я сейчас являюсь.
Я слышу протяжный звук скрежета тормозящих колёс об асфальт, который много лет назад пронзил мне насквозь сердце. И лишь этот звук, словно холод самой суровой вьюги, в одно мгновение гасит во мне жгучий огонь.
Выплывая из глубин своего сознания, я возвращаюсь в реальность за долю секунды до столкновения и чудесным образом успеваю увернуться от капота автомобиля. Свалившись навзничь на каменистую обочину, я до мяса раздираю ладони и ощущаю острую боль в правой ноге.
Но какая к чёрту разница? Никакая физическая боль не сравнится с той, что я повторно проживаю в мыслях. Словно это было только вчера.
Этот звук… Это ужасающий звук. И тело папы…
Не ощущая холода земли, аккуратно переворачиваюсь на спину и смотрю в ночное, звёздное небо.
— Не нужно быть выше всех звёзд, Николина, важнее быть ярче остальных!
Слышу отголоски его последних слов и задыхаюсь. Папы давно уже нет, и мне так его не хватает. Безысходность, тоска по нему и отчаянье собирается в болезненный ком, вставший поперёк горла, лишающий сил и дыхания.
Но сердце… оно продолжает бешено стучать, гоняя кровь по телу, а мощный взрыв адреналина, воспламенивший миллиарды нервных клеток, напоминает, что я всё ещё жива.
Да, я жива!
Боже… Не могу поверить, что по собственной вине чуть было не закончила свою историю так же, как папа…
Дыхание сбилось от продолжительного бега, голова невероятно кружится, ладони с повреждённым коленом нестерпимо саднят, а в душе вообще царит тотальный кавардак, но я живая и не могу сдержать глупой, счастливой улыбки. Столь редкой, глубокой и искренней.
Перед глазами пролетают цветные кадры из фильма длиною в целую жизнь, но щелчок открывающейся автомобильной двери и мерные, широкие шаги в мою сторону дают понять, что лежу на земле не дольше нескольких секунд. Немного приподнявшись, возвращаю капюшон на голову и осматриваюсь по сторонам.
В какую именно часть города меня занесло — понятия не имею, но по одинаковым производственным зданиям по обе стороны дороги осознаю, что забежала на территорию одного из городских предприятий.
— Пацан, тебе что, жить надоело? — Сижу к водителю спиной и потому не вижу, но его до неприличия спокойный голос вводит меня в ступор, словно не он всего несколько секунд назад чуть не сбил человека.
Я молча встаю на ноги, превозмогая дискомфорт в колене, но сильное головокружение ослабляет тело. Непроизвольно сжимаю глаза, ожидая нового падения, но мужская рука грубо схватывает меня за шкирку и словно провинившегося котёнка удерживает на весу.
— Ты что здесь делаешь, сопляк? — вновь слышу сталь в его равнодушном голосе, и кожа будто покрывается морозным инеем, а желание извиняться перед водителем за свою невнимательность напрочь отпадает.
Воротник толстовки неприятно сдавливает горло, всё же вынуждая обернуться к мужчине и попытаться его оттолкнуть, но легче было бы бетонную стену сдвинуть с места, чем массивное тело водителя. Когда понимаю, что мне не удастся его пошатнуть даже на сантиметр, я сильно прищуриваю глаза в желании рассмотреть эту тяжеленую глыбу, но и тут удача явно не на моей стороне — из-за яркого света прожектора прямо за его широкой спиной я совершенно не вижу лица обладателя бездушного голоса.
— Оглох, что ли? Ты что здесь делаешь? — Лёгкие нотки раздражения проскальзывают в его словах, а я, опустив взгляд вниз, замечаю бордовые пятна крови на своих разорванных штанах.
— Вот чёрт, — порываюсь коснуться повреждённого колена, но хватка мужчины не позволяет согнуться, и потому я наконец отвечаю ему: — Я не глухая и оказалась здесь случайно, просто заблудилась.
Сжатая ладонь быстро расслабляется, немного приспуская меня вниз, но в тот же миг ощутимо напрягается его крупное тело. Я физически чувствую, как от него летят шипящие искры, и мне это совершенно не нравится.
— Девчонка? — недоумённо спрашивает он и в следующую секунду срывает с меня капюшон.