Выбрать главу

В ритме танца

Светла Литвин

1

 — Ну всё Кашина Анастасия Викторовна, мы свободны. С днём рождения! Комнат нет, но ты держись там. — тощая как вобла, директриса детского дома, швырнула мне мои документы и помахала своей костлявой ручонкой.   

Тощая она, потому что нервная. Сухая тварь в очках! Воровать страшно. Своруешь и трясёшься, боишься, что поймают, жрать не можешь, поэтому тощая такая хотя бывает и наоборот, но с нашей Селёдкой было именно так.   

 — Ага. Благодарю, Татьяна Григорьевна. — взяла документы и пошла, смысла спрашивать про деньги, которые мне причитались, вообще, не было, давно мои денежки ушли на рыжие кирпичики для домика Селёдки.   

 — Ты заходи Кашина, если что. Условия прежние. — Селёдка так мерзко улыбнулась, но я и тут смолчала, с этой тварью надо дружить, вдруг характеристику какую надо будет или реально перекантоваться негде будет.   

 — Обязательно. Если что, так сразу к вам, вы же мне как мать родная. — от моего сарказма она поморщилась.  

 — Давай Кашина, шевели ноженками. — отмахнулась от меня как от назойливой мушки.   

 — Долгие проводы, лишние слёзы. — сделала вид, что утираю скупую слезу, но смешок не сдержала.   

Дверь с ноги не открывала, хотя хотела. Ушла без особого пафоса и уж тем более сожаления.  

Надо было квартирку найти заранее, но жаба душила платить за простой. Договорилась с подругой по детдомовскому несчастью Олей Тамариной, что у неё несколько дней перекантуюсь. Она выпустилась на полгода раньше меня и за ней было закреплено жильё, комнатка в коммуналке, хоть какое-то подспорье от родителей алкашей, вот к ней я и собиралась.   

Вышла за ворота детдома, у которых стоял джип, тонированный в хламину. Богатенькие иногда к нам заезжали, причин была масса, перечислять не стану, но вот я никак не подумала, что это по мою душу. Восемнадцать лет мной никто не интересовался, хотя вроде не урод и здоровая, что было удивительно, ведь приписать пару диагнозов детдомовским было в порядке вещей. Задняя дверь открылась аккурат, когда я мимо пошла, смотрелось эффектно, как в кино, надо было на трамвай идти, тот в другую сторону.  

 — Настя? Кашкина? — тип конкретный бандюган, я таких десятым километром обходила, а он, зрит на меня опустив свои очки зеркалочки, и жвачку нажёвывает, тощий, но один хрен здоровый скот.   

 — Неа. — уверенно ответила, я ж не Кашкина, да и я не трус, но я боюсь — это был инстинкт самосохранения, и надо было идти, но я ждала разрешения, прям как дрессированная детским домом собака.   

 — Володя, фотку дай! — и вот упырь потянулся за моим портретом.    

Под ощущение полного пиздеца, я судорожно соображала, когда я успела то?! Точно не в клубе, к нам такие заезжали, конечно, но я не особо отсвечивала им, не контачила, хотя итог от таких маячил жирный. Но не только бабла, а ещё и проблем. Это был крайний вариант, пока я жила в детском доме, он мне не годился никак.   

 — Ты чё овца? Сюда иди балаболка малолетняя. — он схватил меня за платье, прям за горловину, которая больно врезалась в затылок, и затащил в машину.   

 — Ты...?! Пусти тварь! Я тебе сука похотливая член откушу! Сдохнешь мразота! — я задыхалась от ужаса, но упёрлась руками в его морду, пыталась стёкла ему в зенки вдавить.   

 — Ёбнутая сука! — перехватил мои руки, так заломил, что я теперь задыхалась не только от страха, но и от боли, и не звёздочки, а глаза пеленой заволокло; — Ещё что-то подобное, я тебе руки вырву зверёныш. — прохрипел мне в ухо, по голосу он и сам охренел, по силе залома едва сдерживался, чтоб руки мне не вырвать без подобного.    

 Отпустил только когда завыла, пока я в себя приходила, машина тронулась. Пиздец денёк рождения, роди меня обратно мама.   

 — Да не трясись ты дикая, на вот, изучи, читать-то тебя хоть научили? — швырнул в меня пластиковой папкой, попал по губе, она лопнула, кровища сразу и его недовольство; — Блядь, корявая, салон мне не замызгай. Володя дай салфетки. — также в лицо мне полетела пачка салфеток.   

И он не скрывал своего раздражения, это был какой-то самый лютый трэш за всю мою жизнь, в котором я ни черта не понимала. Прижимая салфетку к рассечённой губе, открыла папку. Читать я умела, да меня научили, но слёзы мутными стёклами в глазах, буквы расплывались, отчаяннее достигло апогея. Целое досье на меня, смысл которого мне был непонятен, тряслось в моих руках.  

 — Что тут? Чего я сделала-то?! — сбросила папку с колен, один хрен ни чёрта не вижу.  

 — Не научили, значит. — хмыкнула солидная бандитская ублюдина.