капиталом и его пропагандистским аппаратом,— это попытка
затормозить неуклонный процесс разрядки международной
напряженности, помешать осознанию массами
бесперспективности капиталистической системы. Но надо также
видеть, что на Западе, и, в частности, в США, появляются
произведения, раскрывающие реальные противоречия
буржуазного бытия, кризисные ситуации, охватившие все
сферы капиталистического общества,— так выражается
«позитивный» характер морально-политического, духовного
кризиса буржуазного общества, порождающего в среде
западной интеллигенции социальный протест и стремление
осмыслить его суть.
Гуманизм стал мишенью идеологических нападок на
экране. Кинематограф, взявший установку на разрушение
личности, поддерживающий идеи неверия в социальный
прогресс, покушается на главные гуманистические
ценности, выработанные человечеством.
Все эти явления — следствие общего кризиса
капитализма и обострения идеологической борьбы, о которых так
ярко и убедительно говорилось на XXVI съезде КПСС.
Причем для Запада идеологическая борьба «не сводится к
противоборству идей. Он пускает в ход целую систему
30
средств, рассчитанных на подрыв социалистического мира,
его разрыхление.
Империалисты и их пособники систематически
проводят враждебные кампании против социалистических стран.
Они чернят и извращают все, что происходит в этих
странах. Для них самое главное — отвратить людей от
социализма.
События последнего времени еще и еще раз
подтверждают: наши классовые противники учатся на своих
поражениях. Они действуют против стран социализма все
более изощренно и коварно»1.
Можно привести огромное количество примеров
изощренного коварства наших идейных противников,
пытающихся использовать самые могучие средства воздействия
на массы — кино и телеэкран, а также киноведение и
кинокритику в своих классовых целях.
В борьбе против коммунистической идеологии и
реального социализма сегодня гораздо масштабнее
применяются средства литературы и искусства — в антисоветскую
кампанию пытаются втянуть писателей, кинорежиссеров,
театральных деятелей, критиков, искусствоведов. При этом,
с одной стороны, упор делается на «обработку» творческой
интеллигенции — ей впрыскивают антикоммунистические
бактерии, ее стремятся использовать в борьбе с реальным
социализмом, его наукой и культурой. И с другой —
читателю и зрителю при помощи средств искусства
прививается социальная пассивность, сочетаемая с
антикоммунистической мифологией.
Взгляд в прошлое. Почему?
В зарубежной печати вот уже десятилетие в изобилии
появляются материалы о так называемой моде «ретро».
Эта проблема — в центре ведущихся на Западе дискуссий.
В ее обсуждение активно включились философы,
социологи, публицисты. Ей посвящаются диспуты в американских
и европейских университетах.
Термин «ретро» — производное от ретроспективы
(взгляда в прошлое). Говоря о «ретро», западные
социологи имеют в виду весьма своеобразный феномен в
современной культуре. По своим внешним приметам «ретро» —
это увлечение всевозможными бытовыми аксессуарами
недавнего прошлого: 20-х, 30-х и 40-х годов. Иногда хроно-
1 Материалы XXVI съезда КПСС, с. 9.
31
логические рамки «ретро» раздвигают — от начала века до
50-х годов. Как специфическое явление современной
западной культуры «ретро» имеет определенную смысловую
перекличку с днем сегодняшним.
В западной литературе возникли самые разнообразные
и порой полярные мнения насчет причин, механизмов,
побудительных мотивов и дальнейших перспектив моды
«ретро». Что это — разочарование в современности? Страх
перед будущим? Осознание того, что помимо относительного
материального комфорта для немногих буржуазное
общество так ничего и не дало людям? Сопротивление
гуманистического искусства сегодняшнему бездушному миру
технократии и сциентизма? Или же возврат к реакционным
ценностям прошлого, желание повернуть историю вспять?
Протест подсознания против сознания?
А может быть, это потеря веры в будущее и уход в
прошлое, поиск в нем душевного спокойствия? Может быть,
подобно страусу, обыватель прячет свою голову, пугаясь
проблем непонятных, страшных, противоречивых, которые
преследуют его в повседневности?
Конечно, все эти вопросы-ответы по большей части
носят идеалистический и утопический характер. Но при всех
их крайностях и противоречиях они отражают и некоторые
вполне реальные процессы, происходящие в буржуазном
сознании. Это свидетельства растерянности буржуазного
индивида перед лицом сложной социальной реальности,
свидетельства его неспособности увидеть истинные
перспективы развития общества.
Судя по всему, мода «ретро» первоначально
оформилась в кино и тут же стала предметом массового
потребления, объектом коммерческой эксплуатации, стилем
одежды, имитирующим хмоды 20-х и 30-х годов, способом
оформления интерьера. Популярные журналы и журналы мод
мгновенно отозвались на моду «ретро» и кардинально
изменили свой прежде «модерный» стиль. Могучим орудием
популяризации «ретро» стала музыка: в американских и
европейских варьете, в дискотеках и музыкальных
магазинах, по радио зазвучали чарльстоны и танго, фокстроты
и шлягеры предвоенных лет.
Парадоксально, но «ретро» — это детище именно
современности. Только XX век с его бурной динамикой, до
предела насыщенной событиями, быстрой сменой культурных
и общественных форм, «акселерацией» перемен, когда
вчерашний день уже кажется далеким прошлым, мог привести
к гигантскому распространению этой моды.
Интенсификация, ускорение темпов общественной жизни приводит к то-
32
му, что современный человек успевает «пережить» гораздо
больше, чем его предки, недавно пережитое очень скоро
становится для него далеким прошлым.
Говоря об идеологическом смысле моды «ретро», мы
прежде всего должны отметить определенное изменение
идейно-политического и духовного климата Запада.
Общеизвестно, что 60-е годы вошли в политическую и
культурную историю Запада как период леворадикальной критики
буржуазной цивилизации, подъема движений протеста и
всеобщего разочарования в традиционных ценностях
буржуазного образа жизни. В то же время леворадикальный
протест, будучи важным симптомом и показателем
углубляющегося общего кризиса капиталистического общества,
не смог предложить какой-либо позитивной альтернативы
социального устройства и поэтому нередко вырождался в
политический, культурный и эстетический цинизм. Эти
объективно присущие левому радикализму слабости в
конечном счете и обусловили его организационный крах и
идейный кризис на рубеже нового десятилетия. Как это
всегда бывает после спада неудавшегося радикального
протеста, с начала 70-х годов на Западе начали усиливаться
тенденции к консерватизму, реставрации традиционных
буржуазных ценностей, апологетике буржуазного образа
жизни, которые окрепли к началу годов 80-х. «Прежде
господствующие умонастроения были агрессивными,
критичными, сомневающимися. Сейчас они осторожны,
примирительны, апологетичны»1,— утверждает американский
социолог Ричард Джилэм в своей статье «Интеллектуалы и
власть», посвященной анализу новых
консервативно-апологетических тенденций в общественно-политической и
культурной жизни современного Запада. «Правые
тенденции в середине 70-х годов совершенно очевидны»2,—