Проклова Елена
В роли себя самой
Елена Проклова
В роли себя самой
Глава 1
КАК ПРОЙТИ ПО БРЕВНЫШКУ-ЖИЗНИ
Я даже не знаю, в какой день недели я родилась, честно говоря...
В какую погоду родилась - не знаю. И вообще явилась на свет совершенно случайно. У меня мама не хотела больше иметь детей, думала ограничиться одним, за четыре года до меня родив моего старшего брата. Но как-то так все произошло, просто само собой, что, как она ни пыталась прервать свое непредусмотренное личными планами состояние, все время что-то случалось. То отключали свет в больнице, то она опаздывала на поезд... Они с отцом тогда жили под Львовом, по месту его службы, в военных лагерях. Все было очень сложно в смысле быта. И вот я как-то, значит, воспользовалась теми трудностями, пробралась в мир совершенно непредопределенными, непонятными путями. Такая львовская партизанка...
Но местом моего рождения стала Москва, ведь и родители мои - коренные москвичи. А днем рождения - второе сентября. Я - Дева, Змея. И думаю, что это что-то значит в моей судьбе - и день, и год. Да, я безусловно Дева: все должно быть разложено по полочкам, должно быть правильно, ясно и четко. Я действительно очень пунктуальный человек, любящий порядок, ходящий по земле. Я очень земной человек. И спокойный. Хотя из-за профессии мой образ жизни не совсем соответствует тому, что было предопределено природой. От моих знаков судьба меня совершенно иначе направила.
Но про направление чуть позже, а сейчас возвращаюсь к детству, к первым годам... До трех лет я не говорила по-русски, а в основном по-украински. (Это потом мне очень пригодилось в фильме "Гори, гори моя звезда". Просто я сразу вспомнила особенности говора, и не столько учила с педагогом украинского языка текст роли, сколько во мне сама всплывала эта напевность речи. Она во мне с детства осталась, и было очень легко работать.) А причина моей младенческой "украиноязычности" простая: родив меня, мама снова вернулась на Львовщину. Точного названия места, где стояли лагеря, не помню - какая-то деревушка. Там у меня была нянечка-украинка, мамина помощница по хозяйству, она разговаривала со мной на своем родном языке, который и для меня стал на время родным.
В мои три года семья вернулась в Москву. Мама и отец работали. Отец преподавал в Военно-политической академии имени Ленина, он изобретатель, кибернетик. В то время это слово было ругательным. Проблем хватало и у отца, и у всей семьи.
В детский сад я не ходила, мной занимались родители матери, мы жили все вместе. Это была большая семья очень интеллигентных людей, с глубокими корнями и традициями. Мой прадед, мамин дедушка, был предводителем дворянства в Смоленском уезде. А по отцовской линии в моей предыстории богатая интернациональная смесь середины и конца прошлого века: французы, поляки, русские. Много фамилий, много имен, много возрастов, много самых неожиданных скрещений судеб и связей. Все это не рвется до сих пор, соединяя сегодня очень много - несколько десятков - человек.
Десять лет моим воспитанием, начиная с трехлетнего возраста, занимался главным образом мамин папа. Если бабушкино участие сводилось в основном к добру, ласке и хорошей еде, то дедуля очень любил со мной заниматься. В четыре года он меня отвел в секцию спортивной гимнастики, на стадион клуба "Крылья Советов". И в одиннадцать лет я стала мастером спорта. У тренеров были большие планы на мой счет, и когда я начала сниматься, то из "Крыльев" мне еще долго звонили, надеясь, что я останусь в спорте, и сожалея, что я его забросила.
В это время, на исходе пятидесятых годов, мы жили в большой общей квартире на Солянке. Наш старый дом дореволюционной постройки до сих пор сохранился, переделанный под несколько учреждений. Наша квартира была коммунальной, как и остальные: тринадцать семей, коридор, где дети катались на велосипедах... Соседом нашим в числе других был Зиновий Гердт.
Оттуда мы уехали, когда мне было пять лет. Уехали в самые новостройки, которые только могли тогда быть - в Текстильщики. Дедушка получил в пятиэтажке двухкомнатную квартиру. Там прошло еще шесть лет, до одиннадцати, как потом оказалось - все мое детство. Оттуда дедушка возил меня на тренировки и на соревнования, очень часто водил по музеям и гулять в Нескучный сад. Я все это очень хорошо помню, вообще у меня осознанные воспоминания достаточно ранние, начиная с трех лет. И в любую минуту мне легко мысленно представить себе дедушку. Он был очень высокий, худой, с совершенно русским лицом - открытым. Голубоглазый, светловолосый. Красивый. Звали его Александр Францевич. Отец у него был латыш, а мама - русская, дворянка.
Дедушка меня очень любил и многое сделал для меня, для всей моей жизни. Он дал мне нечто основное, такое, что проходит через весь земной путь человека, кончается только вместе с ним - а может быть, и не кончается.
Однажды дед сказал мне потрясающую вещь. Дело так было: днем я поссорилась с кем-то, гуляя, или у меня возникли какие-то другие проблемы точно не помню. А каждый или почти каждый вечер мы с дедушкой рисовали. Он хорошо рисовал, меня учил. И вот, сидим как обычно, рисуем и разговариваем. Разговоры (не детский лепет, а в основном на серьезные темы) были нашим самым главным и любимым занятием. Под них дедуля часто рисовал то, о чем заходила речь. В тот раз все тоже было так: разговор, рисунки... И наконец так случилось, что дед спросил меня:
- Лена, а вот как ты себе представляешь, что такое "прожить жизнь"?
Я ответила что-то там такое свое, детское.
А он сказал:
- Самое важное в жизни - это попробовать найти себя среди других людей. Быть одиноким всегда успеешь. А вот попытаться пройти эту жизнь среди других людей так, чтобы было не стыдно, это сложно.
И стал мне рисовать красивую картинку. Карандашом рисовать - и словами:
- Представь себе: раннее-раннее утро. Красивые горы...- Он рисовал их, я смотрела не отрываясь, я ведь сама очень любила горы рисовать.- Красивые деревья, разная листва на них... Встает солнце... Ты идешь куда-то, у тебя прекрасное настроение. И вдруг ты подходишь к огромной пропасти. Заглядываешь туда вниз, а дна не видно. Только слышно, что внизу журчит ручеек, далеко-далеко. И дух у тебя захватывает - от красоты и от страха перед этой пропастью. Но тебе обязательно надо перейти на другую сторону. Через всю эту страшную пропасть, на тот ее край - он в тумане, его не видно - лежит одно только тоненькое, очень узкое бревнышко, поваленный ствол дерева. Вот так же впереди перед тобой твоя жизнь... Ступаешь и идешь. Понимаешь: это все одновременно - и очень красиво, и очень страшно. Пропасть-то бездонная! Но вот ты уже чему-то научилась, нашла себя в чем-то. Знаешь, как ступать, как держать руки, чтобы не упасть. Знаешь, как и куда посмотреть. И вдруг из тумана навстречу тебе выплывает силуэт человека... Он идет с того края, ему также очень нужно перейти пропасть. Ты все это понимаешь, да? И понимаешь, что нужно очень осторожно разойтись, не упасть самой и еще того важнее - не спихнуть в пропасть этого человека. Вы наконец встречаетесь... Начинаете расходиться, пытаясь держаться за руки, не наступить на ноги друг другу, держать равновесие. Это первая встреча, первый очень важный контакт с кем-то, с этим человеком, который настолько важен тебе в этот момент. И вот - испытание кончилось, вы прошли каждый в свою сторону. У тебя отлегло от сердца: все получилось, вы разошлись, сохранив друг друга. Все теперь в твоей жизни снова хорошо, легко... И тут ты видишь, что навстречу уже выплывает следующий силуэт, тебе предстоит новая встреча. И ты понимаешь, что так будет до конца твоих дней. Если ты сумеешь пройти по бревнышку до конца, никого не столкнув, то можешь считать, что твоя жизнь удалась. А если ты испугалась и отдернула руку...
Конечно, я не помню буквально сказанные дедом слова. Но запечатлелась в целом картинка. И смысл сказанного остался в памяти: самое страшное чего-то испугаться, обидеться и обидеть, столкнуть кого-то, чтобы не упасть самому. Тогда, как бы легко ты ни дошла до конца, тебя наверняка там ждет что-то страшное. Вот так дед преподнес мне основную линию моей жизни. Его и мой главный принцип - идти осторожно. Все, что я делаю, не носит характера спонтанности, безалаберности. Я знаю людей, которые не задумываются и идут, как идут. Они совсем не злодеи. Просто делают то и это, не задумываясь о последствиях. А за все приходится платить, иногда довольно страшной ценой. Чем больше я живу, тем больше вспоминаю слова деда. Они превратились в ощутимый материальный образ в моих делах и поступках.