- Эту женщину я люблю уже десять лет.
И потом уже встал. Но опять не просто так, а вместе со мной: обхватил руками за ноги и поднял - как пальму в кадке.
Да кто же это все-таки? Я как не понимала ничего, так и продолжала не понимать. Только надо же мне было как-то реагировать, что-то ему сказать на все его выходки, я и сказала:
- А поставьте-ка, где взяли!
Какое там! Отнес в комнату. И только там объяснил, растолковал: как была я у него в гостях, как он влюбился, как звонил, как я его послала...
Честно говоря, в тот момент и в тех обстоятельствах вся эта сцена произвела на меня впечатление, которое трудно было оценить трезво. И роман наш закрутился за два дня. Со своей напористостью, многим известной по разным случаям, Саша не дал мне опомниться. Все возникло вмиг - как будто на ровной поверхности воды забил гейзер. Когда я лучше стала понимать, что за жизнь теперь у Саши, это была уже наша общая жизнь.
В которой мне пришлось на какое-то время смириться с очень разными вещами. Я уже сказала, что Саша был нужен многим. Сказала, какая стояла очередь в подъезде - она стояла днем и ночью. И эти люди не только в подъезде стояли, ждали приема, но все время кто-то из них жил у нас в квартире. Я кого-то то и дело пользовала Сашиными препаратами, растирала мазями... Когда приходила домой, то не знала, буду ли ночевать на привычном месте, или кого-то приехавшего издалека и проходящего курс надо будет устроить на ночь.
Понятно, что такой быт заслуживает, мягко говоря, отдельного определения... Так жить трудно. Но еще трудней для меня - хладнокровно провести грань: вот мои проблемы, а вот твои...
Может быть, меня порой больше злило другое. Не знаю, из-за совмещения нашей квартиры с клиникой или нет, но Александр никак, никогда не мог меня нормально встретить с гастролей, с фестивалей - словом, из всех моих странствий. Я, допустим, возвращалась через Внуково - он с цветами дежурил в Шереметьево. Если мой поезд приходил на Киевский вокзал - Саша, держа букет, встречал поезда, прибывающие с Курского направления. Это была фантастическая фатальная закономерность, когда каждый раз на два-три часа позже, чем я - злая, вся в обиде - появлялась дома, приплетался Дерябин с зачахшим веником... Опять двойка! Ну, и с моей стороны - соответствующий выплеск, я ведь привыкла, чтобы меня встречали...
Все эти детали хоть и помнятся до сих пор, но уже только с юмором. Вовсе не они стали причиной того, что мы с Сашей расстались.
Мы ждали счастья, а случилось вовсе наоборот. Мы ждали появления на свет ребенка - даже двоих, мне об этом заранее сказали. Но дети умерли, едва родившись... И потом вся остальная наша с Александром совместная жизнь кончилась почти так же стремительно, как началась. Вот как будто была вода в колодце - и вдруг не стало ее. Ушла, высохла, иссякла.
Кончилась вода, кончилась жизнь... Общая жизнь, которая держится на духовной взаимной связи двух людей. Осталась жизнь физическая - но она ведь у каждого своя, не поддающаяся обобщению. Ее все же надо было продолжать, восставать из пепла. В этом каждый из нас пошел своим путем.
Кстати, для нас обоих это был не первый случай восставания из пепла. Александру, как и мне, случалось начинать жизнь заново. Я пока отложу детскую тему: надо еще рассказать, как Дерябин из певца стал врачом...
Случилось так, что в промежутке между нашими встречами, первой и второй, Саша очень сильно заболел. Очень серьезно и очень сразу. У него начался туберкулез легких и быстро вошел в последнюю стадию. С сердцем тоже стало совсем плохо. Его вылечил доктор Караваев, и Саша стал его учеником. Только после смерти учителя пошел в своем направлении, не как другие ученики, просто продолжающие выпуск лекарственных средств, разработанных Караваевым.
У Дерябина появились собственные медицинские разработки. Это ими он вылечил Аришку. Помог мне, у меня было хроническое профессиональное заболевание - застужены почки. Здоровье меня редко подводило, но это я хорошо помню, какие дикие боли у меня начались на съемках "Ищи ветра". Как несколько недель я сидела на игле. Как страшно было иногда: вдруг это навсегда - или боли, или морфий? А сейчас я купаюсь зимой в проруби. Из бани - прямо туда, только не с головой! Есть у меня такой навязчивый образ ужаса: оказаться с головой подо льдом, не найти выхода. Воображение коварная вещь, особенно когда это только воображение.
Из последних новинок у Саши разработан бальзам "Виватон" на спиртовой основе, крепость - выше водочной. Но его нельзя, конечно, сравнивать ни с одним алкогольным напитком, это лекарство. Хотя и в застольном отношении этот бальзам - исключительная вещь. Все, что может быть негативного в питье, в нем отсутствует. Мой нынешний муж Андрей шутит при встречах, а они бывают периодически, что Дерябину надо еще сигареты такие сделать, от которых не было бы "никакого вреда, кроме пользы"...
Шутка хороша, но еще лучше было бы, если б у Дерябина появились настоящие помощники. Я этого очень хочу - и не только потому, что в какой-то мере Саша продолжает быть частью моей жизни. В том смысле, который надо уметь понять. Я не могу не помочь ему, если надо помочь. Не могу также не накричать, не задать взбучку, если творится безобразие. А иногда оно творится: например, предлагают такую "помощь" в продвижении Сашиных методов, что лучше бы просто объявили ему открытую войну...
Но он в конце концов добьется своего, я уверена.
Глава 10
ГОРЕ
А теперь - о том, от чего я быстро, но, как видите, ненадолго ушла в предыдущей главе.
Есть такая теория - правда, доморощенная,- что все люди делятся на хвастунов и нытиков. С небольшой натяжкой я готова с этим согласиться. И даже сказать о самой себе, что я безусловно отношусь к хвастунам, если просто подразумевать под этим словом людей, не склонных жаловаться. Тех, которые в случае, когда речь заходит о них, готовы демонстрировать свои удачи, достижения, но ни в коем случае не боль, обиду, разочарование.
Я легко - для постороннего взгляда - иду по жизни. Так, что "каждая паршивая собака знает мою легкую походку"... Причин тому две. Первая: я скорее хвастун, потому что ни в коем случае не нытик, и стараюсь поддерживать впечатление о себе как о вполне удачливом и благополучном человеке. Вторая: судьба и впрямь была ко мне более чем благосклонна, долгое время очень щедро расточая для меня такие возможности, которых даже при частичной их выдаче вполне хватило бы, чтобы придать уверенности чьему-то характеру, украсить интересными событиями чью-то биографию словом, считать жизнь (и не одну) вполне состоявшейся.
Не будет большим откровением сказать, что за бесшабашностью стиля скрыта и боль, и душевная тяжесть... Но это - теперь, сейчас. А некогда мне казалось, что можно быть всегда налегке - в отношении очень многих вещей. Я говорю "казалось", но это далеко не так: кажется тому, кто хотя бы единожды, хотя бы слегка задумался над тем, что ему дано в какой-то части его бытия. А я была бесконечно далеко от всяких задумываний на одну, безмерно важную, как потом пришлось понять, тему...
Матушка-природа дала мне стопроцентное здоровье, которое очень долго меня не подводило. Так долго и на таком уровне, что мне не доводилось испытывать ни тени сомнения в том, что моя физическая конструкция сверхнадежна и вообще никогда, ни при каких обстоятельствах не способна меня подвести. Ни одна, самая малейшая мысль о том, что препятствием на моем пути к чему бы то ни было может стать какое-нибудь недомогание, ни разу не приходила мне в голову.
Примерно так же, как ни в ясный, ни в пасмурный день мне или кому угодно не доводилось усомниться в существовании солнца: оно было, есть и будет - о чем тут можно беспокоиться? Даже более того: мы иногда волнуемся если не насчет солнца вообще, то хотя бы насчет погоды в конкретный день волнуемся без всякой пользы, конечно, но иногда все-таки на небо смотрим... А моя самоуверенность в отношении собственного чисто физического состояния позволяла мне не замечать вообще ничего: сердце? желудок? суставы? Да я, как говорится, слов таких не знаю... Подумаешь, отравилась в столовой! Подумаешь, разболелась голова! Даже застуженные мои почки, боли, наркотики - подумаешь! Вылечилась ведь, никуда не делась... И я продолжала в том же духе: сама себе всадник, сама себе лошадь, куда хочу - туда и ворочу. Да чтоб не спотыкаться, а то я этого не люблю!