Но красотки красотками, но все-таки сюда я прихожу по делу, и мне то и дело бывают нужны находящиеся здесь в готовом к работе состоянии две швейных машинки. Несколько столов составлены друг с другом, на них почти всегда царит нехудожественный рабочий беспорядок. Правда, эта комната единственное место, где он царит, потому что в остальных местах - все по полочкам. Я люблю открыть шкаф и сразу увидеть каждую вещь, которая в нем лежит, аккуратно сложенную, в пакете. В этом я составляю полную противоположность маме. Каждый ее шкаф - это взрывное устройство. Открываешь дверцу - и падаешь от ударной волны, от рушащегося на тебя вороха одежды. Обратно в шкаф все вещи попадают, мягко говоря, под давлением, которое нельзя ослабить ни на миг, пока не заперта дверца.
Иногда в шкафовых внутренностях мама производит полную разборку, каждый раз чреватую неожиданными находками и обретениями:
- Надо же: зимние сапоги!
И это бывало даже тогда, в те годы, когда сапоги эти самые знаменовали собой великую победу их владелицы над чудовищем-дефицитом... Вот такой у мамы характер. Не подумайте, что я над ним смеюсь: может быть, в ее типе хозяйничанья больше женственности, чем в моем, с аккуратными пакетами и полочками.
Если уж смеяться, то давайте посмейтесь надо мной. Да уж, сколько угодно можно смеяться и трунить по поводу тех же пакетов: мол, лишь в нашей единственной и неповторимой стране женщины занимаются мытьем, сушкой и повторным использованием целлофановых мешочков. Я тоже смеюсь, и тем не менее у меня этой привычке дан зеленый свет. В рукодельной комнате целый угол отведен под пакеты - шуршащий такой угол с упаковочным материалом, необходимым в любой ситуации: для сушеной зелени, для мороженых ягод, для... Стоп: тем, кто ведет хоть небольшое дачное хозяйство, уже ничего объяснять не надо.
А вообще эта моя комната - ведьмина пещера. И как же мне там бывает уютно! Я вхожу, включаю свет и вижу все таким, каким оставила в последний раз. Буду уходить - только щелкну выключателем, ничего не складывая, не убирая. Пусть сейчас все можно купить, но заниматься рукодельем я не брошу никогда. Любовь к нему у меня с детства. С тех пор, как я научилась, а это было довольно рано, шить и вязать. Сначала я шила для кукол, в которые не играла - некогда было: в игру же надо уйти как следует, как в работу. А шить-вязать можно урывками, чем-то занимая себя в ожидании, пока наладят свет для съемок. Сначала я готовила наряды для своих кукол, а потом - для себя, убивая сразу двух зайцев.
Одним "зайцем" был советский дефицит. Разве странно, что я предпочитала уютное и спокойное мелькание спиц поголовному безумному стоянию в очередях? Или хождению по блату к завмагам, товароведам и прочей "элите", к которой и не было еще у меня доступа по молодости лет. Учась в школе-студии, я пускала в ход то купленные мной, то припасенные еще бабушкой мотки, клубки и клубочки - и гордо щеголяла в обновках. У бабушки, папиной мамы, запас был большой. Он до сих пор, кажется, не вполне истощился, хотя возраст у него - мой. (До того, как начать работать на "Мосфильме", дедушка Виктор Тимофеевич долго жил в Германии, был артистом Театра советских войск. Бабушка работала в том же театре администратором.)
Второй "убитый заяц" - преодоление издержек профессии. Она ведь у актеров очень нервная, и "муки творчества" не единственная, а порой и не главная тому причина. Бывают люди, жалеющие, что, например, на сон уходит неоправданно много времени - почти треть жизни... Но если так говорить о сне, то насколько больше проблема времени у актеров и актрис, которые, бодрствуя, тратят на бездельное ожидание как минимум половину съемочного или репетиционного времени, не меньше?
Но можно ведь взять в руки крючок или спицы, и ты уже при деле. Вот только окружающих мужчин это почему-то очень нервирует... И ладно бы еще дело было в семье и нервничал бы муж - оттого, что жена, занятая вывязыванием реглана или английской резинки, "обделяет" его своим вниманием и заботой. Нет, вид актрисы, абсолютно никому не мешающей, смиренно над своими петлями с накидом и без дожидающейся момента востребованности Мельпоменой, почему-то всегда выводит из себя режиссеров. Нет, как же это так: просто безобразие! Что это она там сидит, как "вещь в себе"? Ну и что, что не ее сцена репетируется? Я, гений-режиссер, тут творю, а кому-то это может быть неинтересно!
И не только режиссерам. но и коллегам-артистам, партнерам, мое вязание тоже почему-то становилось помехой в жизни и искусстве: косились, пожимали плечами, недоуменно спрашивали: "Ты что - вяжешь? Ну и как? Тебе это надо?" - и так далее.
Такая реакция на самое естественное, по-моему, женское занятие не раз заставляла меня задуматься. И пусть со мной спорят, кто хочет, но мне теперь всерьез кажется, что вытягивание нити, нанизывание петель, превращение бесформенного комка шерсти в фигурный объем не просто так считаются прекрасным успокаивающим средством для того, кто этим занимается. Вязание сравнимо с аутотренингом по результату. Как ряд лицевой один за другим прибавляется к ряду изнаночному, так же растет незримая стена, отгораживая того, кто вяжет, от внешнего мира. А не всем, надо полагать, по нутру соприкосновение с невидимой стеной, заслонившей, хотя бы частично, другого человека от их внимания и воздействия.
Был даже такой случай... Работая в театре, я дружила с одной из актрис, очень талантливой. Она потом ушла, потому что у нее начались неприятности со здоровьем. Не хочу говорить о подробностях, но все равно не так трудно догадаться, какие были неприятности - однажды моя приятельница вбежала ко мне в гримерную и, грозя пальцем, воскликнула:
- Вяжешь все? Вяжешь? От меня не завяжешься!
Ни от кого я не собиралась "завязываться"... И мне страшно жалко, что к хорошей женщине и талантливой актрисе судьба оказалась так несправедлива... Но теперь, когда миновал изрядный отрезок времени, порой думаю: такими ли странными были слова подруги? Разве большинству людей, женщин и мужчин, не известно, что это такое: счастливые или несчастливые платья или костюмы? Разве не случалось сталкиваться с особенным характером какой-то вещи, тем более имеющей историю рукотворного изготовления?
Скажете: сказки? Ну да, сказки. Именно сказки! Братьев Гримм, например - о двенадцати лебедях-братьях, которым их сестра, дав обет молчания, плетет рубашки из крапивного волокна - хочет вернуть лебедям человеческий облик. Сказка - ложь, да в ней намек. Самый прямой намек на возможность заняться безобидным домашним колдовством. А вдруг оно защитит? А вдруг подействует как приворотное средство? Если же и не подействует, то все равно ничем, кроме пользы, не обернется.
Собираясь идти с Андреем под венец, в церковь, я своими руками готовила венчальное платье. Связала его, обвенчалась, а потом - распустила. Я сделала все это не по конкретному "колдовскому рецепту" - не ищите такой ни в каких пособиях по черно-бело-пестрой магии,- а по внутреннему руководству к действию. На этот раз платье было не целью, а средством и символом происходящего события. Это событие, однажды случившись, уже не могло иметь вариантов, не могло быть отменено, переиграно, забыто. И потому это платье не могло быть надето, ни сделано чужими руками, ни надето дважды. Ведь если мост строится для того, чтобы один раз по нему пройти, в одну только сторону, то не лучше ли его вслед за этим разобрать - и сразу же?
Если все это выглядит наивно и смешно - пусть. Надо сделать усилие и закрыть вязальную тему, а то слишком она соблазнительная и бесконечная. Лиха беда - начало, а там что получится, то и получится. Точь-в-точь как почти каждое мое вязание. Меня спрашивали:
- Что ты вяжешь?
На это я честно отвечала:
- Не знаю. Может, шарф. А может, кофту.
Так и до сих пор: свободное плавание, без руля и без ветрил. Иногда бывает, что так никуда и не приплывешь наугад. За всю жизнь у меня скопилось штук пятьдесят начатых вещей, с несложившейся дальнейшей судьбой. А сколько вещей было связано, потом надето всего один раз - и пущено "в переплавку", это вообще никакому учету не поддается. Особенно когда мне хотелось создать нечто, состоящее из художественного беспорядка цветных пятен, самых разных рисунков. Нет, пока не узнала о технике "печворк", ничего не получалось!