Выбрать главу

Наверное, это достаточно богатый, по нашим хотя бы масштабам, человек. Я так полагаю, имея в виду вполне прозаический довод: переезды из страны в страну требуют денег... А еще вот почему: такое свободное, как у Николая, поведение в любой ситуации - оно тоже не рождается у человека, стесненного в материальных средствах. Но конкретно о том, каков у моего друга источник к существованию, я могу сказать еще меньше, чем о других сторонах его жизни - уже названных, вполне обыденных, но мне неизвестных. Есть у него источник, вот и все. Будь Николай вставлен в раму вещей - смены костюмов, владения машиной и так далее - было бы легче его "вычислить", даже не напрягая свое любопытство, а само собой, как это происходит в отношении других людей. Но вещей нет. И особых к кому-то привязанностей - ни к женщинам, ни к мужчинам - тоже нет, и не было никогда замечено. При том, что интерес к себе, во всяком случае женский и самый недвусмысленный интерес, мой друг вызывает.

Я сама ощутила этот интерес, но очень скоро он растаял без следа, хотя бы потому, что стало важней другое - разговоры. Николай владеет запасом того, что я очень ценю в людях, - запасом завершенных мыслей. О себе я могу сказать, что все мои высказывания на мало-мальски отвлеченные темы имеют в конце знак вопроса. Я думаю, я рассуждаю, я ищу, но ни в чем я не дошла до полной завершенности. Я часто спорю, я люблю это занятие и охотно бросаюсь в него, чтобы на какой-то очередной предмет посмотреть еще с одной стороны и в конце концов узнать о нем больше. Ну а Николай - ему спорить не нужно. Он уже знает, причем в случаях, когда спор выходит из границ джентльменства, Николай умеет так вмешаться несколькими словами, что наступает мгновенная ясность и всеобщее примирение.

Чем это объяснить? Думаю, что, главным образом, вот чем: мерой всех вещей для моего друга стала восточная философия. Может быть, какая-то одна, может быть, в некой совокупности. Так не бывает, если к "свету с востока" относиться как к модной игрушке, или отстраненно изучать его под микроскопом, называя себя "специалистом". У Николая все получилось органично, он проникся, и я ему, честно говоря, иногда завидую. Мне хотелось бы чего-то хотя бы похожего, но до этого так далеко. Да и к тому же я, конечно, внутренне другой человек...

Но я стремлюсь, очень. Тоже не для игры и не для того, чтобы стать "специалистом". Мне это нужно, потому что против любой западной философии у любой восточной имеется то преимущество, что она не разбирает целое на части, систематизируя их, анализируя, объясняя и обозначая, а целое собирает в целое. Притом, что первоначально целое (наша жизнь) несовершенно, но ему можно и обязательно нужно помочь стать совершенным. "Философы разных стран разными способами объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его". Пусть это сказал кто-то из одиозной троицы Маркс, Энгельс или Ленин - я не знаю, кто именно. Но правильно он сказал! Да, правильно, если истолковать эти слова как изменение отношения людей к себе самим и друг к другу, их отношения к миру в целом. И не толкать к этим изменениям насильственно.

Но все-таки: изменить мир... Не очень-то скромное желание... И высказать его - значит, как минимум, дать повод считать себя ну о-очень наивным человеком. А то и кем-то похуже. Но прошу не торопиться. Понять мир хочет каждый, не правда ли? Действовать в нем, с большей или меньшей активностью, - тоже всеобщее желание. Вот и я всего-навсего хочу понять и действовать. Но при этом я хочу, чтобы мое понимание имело минимум изъянов, а действие было разумно и согласовано с тем, чего хочет моя душа. Никогда бы я не увлеклась "чистой" философией, воплощенной только в умозаключениях и словах, сказанных или написанных. Мне надо, чтобы философия была с руками. Чтобы я чувствовала - сразу все, во всеобщей мировой гармонии, в полноте времени и пространства. И творила - нечто, в согласии с моим космическим чувством, но в пределах и под контролем пяти физических органов чувств.

И чтобы творимое оставалось, доступное для ощущений. Вот чем меня всегда напрягала моя актерская профессия - невозможностью задержать, закрепить, остановить и запечатлеть. Вот прошел спектакль - и все, как бы он ни был хорош. Его существование исчезло. Распалось - даже не на атомы. Мне было тяжело от этого. Дух получал какую-то награду, а тело чувствовало бесполезность своего существования.

К телу у нас вообще отношение, мягко говоря, ханжеское. Чуть что - мы твердим о приоритете духовного над телесным. Во всех наших мыслях и разговорах сквозит ложное отношение к себе, как к физическому существу. Но надо же когда-нибудь прийти к правильному взгляду!

Вот почему в моей сознательной жизни мне так важно было материнство. Подчеркиваю: в сознательной, потому что старшую дочку я носила, еще не начав ни о чем думать как следует, о чем-то лишь смутно догадываясь издалека... А ведь что такое - эти девять месяцев, пока длится физический процесс создания?! Как можно тяготиться ими! Это же изумительное ощущение. В нем есть наслаждение физическое - и более сильное, чем наслаждение вкусом, цветом, запахом, формой. И есть творческое наслаждение своей счастливой богоданной возможностью - изо дня в день носить в себе нового человечка и своим собственным телом доращивать его до совершенства. Это подлинное счастье, которое вовсе не пассивно. Да, на клеточном уровне процесс идет сам собой. Но я могу его чувствовать и осознавать. И я с первых дней уже люблю того, кто во мне. Если это не имеет отношения к творчеству, то... Просто извините тогда, что зря отняла у вас время.

Но все-таки я думаю, что меня поймут все женщины. И те, что легко носили детей, рожали их. И те, кому все это далось дорогой ценой.

А потом, когда ребенок уже рожден, материнское творчество продолжается. К сожалению, уже не контролируемое природой. Хочешь вылепить из физического продолжения своего "я" что-то такое самое лучшее, но вот беда - руки у нас в этом смысле очень коротки! Хотя стоит усомниться: только ли беда? Есть в этом и благо, потому что односторонее творчество пустяк перед творчеством взаимным, обоюдным.

К такому взгляду ведет меня моя любимая мысль о партнерстве взаимоотношений всего и вся: мира в целом - и отдельного человека, одного человека - с другим. И отношения родителей с детьми как нельзя лучше проясняют эту связь.

В моих взаимоотношениях со старшей дочерью она оказывает на меня большое влияние. И формирует меня. Видя в ней какие-то проявления себя, генетическую программу отношения к себе, к жизни, черты характера жестокость или наивность, я начинаю над собой работать. Наедине сама с собой я чего-то в себе не вижу - или вижу, но оправдываю. А вот когда вижу это в ней, у меня возникает волна протеста. Я хочу оберечь ее, чтобы этого не было. Но начинать приходится с себя.

Зато и у нее начался этот процесс: видеть свое отражение и понимать, что нечего на зеркало пенять...

Я же благодаря взаимоотношениям с Ириной очень резко поменяла такую свою черту: вот я такая, нравится вам или нет - не взыщите! Все равно, конечно, моя натура осталась напористой, протуберанцевой. Но как можно не контролировать себя, видя, что есть последствия, что они сказываются на близком человеке... И есть возможность перетрясать свои отношения - не так, как с людьми, с которыми детей не крестить. Ведь здесь любая размолвка, разрыв замкнуты на послесловие. Их рано или поздно надо будет изживать, и поэтому тактика "а вы - как хотите" здесь не подходит. В конце концов приходит понимание, что это самый драгоценный круг твоих взаимоотношений.

Может быть, странно, но такая мысль не всегда живет в душе изначально! Я не могу пожаловаться на то, что девочкой была не любима отцом и матерью. Но у нас поддерживалось такое настроение, что, мол, домашние - это так, само собой... Муж, жена, дети - ну что тут особенного? И поэтому внутри семьи нам порой не хватает оценки, уважения. Тот, кто вне, - да, ему надо уделить внимание, разобраться в его проблемах, поддержать его и выдать щедрый моральный аванс. А внутри - "свои люди, сочтемся". Все откладывается на какое-то потом. И это неверно. Всегда очень не хватает семейного признания тех заслуг и талантов, которые изначально не предназначены для широкой публики.