- Съест.
Те стали упорствовать:
- Да ну, да что вы говорите!
Раз такое дело - пошли на пари. Я принялась за свою порцию с дополнительным энтузиазмом: я не только запросто смету свое законное мороженое, но и выиграю для любимой бабушки приз! Так оно все и получилось, из кафе мы ушли с шампанским. Шутки ради я не исключаю, что была и еще одна выгода: с тех пор я упорно не болею ангиной. А вот моя страсть давно сошла на нет - не сразу после того случая, но в конце концов к мороженому я стала гораздо равнодушнее.
Есть у меня и другое ленинградское воспоминание, особым юмором которого я обязана бабушке еще больше. В той квартире, где нам снимали комнату, я завела себе подружку, сверстницу. Мы потом устроили ее на "Ленфильм" моей дублершей. Мне сложно было и работать, и стоять, пока свет настроят. Это была тогда большая техническая проблема - настроить свет на артиста. Всегда главным актерам брали дублеров, на них направляли свет, их одевали в такие же костюмы, заставляли проходить репетиции.
С моей подругой по выходным мы всегда ездили в парк культуры и отдыха, на аттракционы. Я обожала прыгать с парашютной вышки, крутиться в "бочке". Может быть, не все знают, что такое "бочка"? Это комната-цилиндр, внутри которого по кругу вдоль стен стоят люди. Цилиндр укреплен на подвижном основании и вращается. С такой скоростью, чтобы участники аттракциона могли основательно почувствовать действие центробежной силы - "влипнуть" спиной в стену. Сначала "бочка" крутится в одну сторону, потом в другую. Выходили из нее обычно пошатываясь, нередко кого-то и тошнило. Мне же для полноты счастья требовалось прокрутиться раз пять-шесть. Я заходила, отдавала целую ленту билетиков, и снова, снова предавалась "острым ощущениям". Тренировалась, как космонавт. И не просто так: у меня ведь была мечта в космос полететь! Да и теперь она осталась. Мне иногда до сих пор сны снятся, как я лечу на Луну и обязательно в космическом корабле рожаю ребенка. Есть еще один из самых частых снов: я играю на рояле, на сцене концертного зала. Играю со всей возможной самоотдачей. Просыпаюсь - у меня болят руки... Не знаю, как в космос, скорее всего вряд ли (хотя Батурин-то все же полетел!), а на рояле я еще научусь играть. Ни на одном музыкальном инструменте я пока играть не умею, а вот рояль - это когда-нибудь будет, обязательно.
Вернемся к бабушке и к моей ленинградской подружке. Виктория Францевна очень волновалась: как она будет отчитываться перед моими родителями за расходы? Она вела тетрадь, скрупулезно записывая, сколько получили, сколько и на что потратили. Никто от нее никаких отчетов и экономии не требовал наоборот: ни в чем себе не отказывайте, тратьте полностью Леночкину зарплату, суточные, ради Бога! Но бабушка твердо стояла на своем - она должна по крайней мере показать, за что и сколько было уплачено. И писала: рогалик - 3 копейки, трамвай - 3 копейки, мороженое - столько-то. Все бралось на карандаш, а в конце каждой недели, по воскресным дням, в тетради прописывалась еще одна статья расходов - "Монплезир".
Бабушка хорошо говорила по-французски и словами "мое удовольствие" наградила в качестве прозвища ту самую мою подружку. Ведь мои требования были абсолютно непреложны: в парк - только вместе, без исключения на все "бочки", на все парашюты. Ну а раз удовольствие мое, то бабушка не могла себе позволить брать с родителей "Монплезира" компенсацию за билеты. Тетрадь с ленинградской бухгалтерией сохранилась.
Кроме этих маленьких кусочков детства, случился однажды кусок побольше. Если павильонные съемки "Снежной королевы" проходили в Ленинграде, то натурные - в Карпатах, в окрестностях Ужгорода. Там снимались сцены с разбойниками, карабканье по горам, переходы по мостикам, через водопады... И это было чудесно: Карпаты, райские уголки природы. Нет, лучше, чем райские - сказочные. Все было воплощенной сказкой: горы, пейзажи, маленькие домики, замки. И наряд Герды, ее длинное платье. Для любой девочки наряд значит так много - не меньше, чем для девушки, женщины. Или даже больше: ведь он может быть сказочным!
Я смогла пережить все это не только за счет усилий воображения. Я носила настоящий сказочный наряд. Надевая костюм Герды, я каждый раз была на седьмом небе от счастья, потому что я играла в сказку. Слову "играть" был возвращен детский неактерский смысл - при том, что и актерский тоже оставался. Я звалась Гердой, но внутри себя я точно знала, что я принцесса. Все об этом говорило: длинное платье, башмачки, мех, муфточка. И во всем этом великолепии я находилась не в павильонах, которые не любила они такие бесконечные, пыльные, гулкие, неуютные,- а на природе, совершенно роскошной. Солнечные пушистые горы, зеленые дубы, море грибов - боровики были как на картинках: толстые, тугие, с бархатными коричневыми шляпками. Кончалось лето, наступала осень, мне исполнилось тринадцать лет.
Как я помню эти эпизоды, когда надо было ехать в карете! Мне подавали карету, я ехала в ней по городу к месту съемок. Ощущение от этого я отказываюсь передать словами. Просто - чудо, просто - сказка. "Жить в сказке" - мы часто так говорим. А мне посчастливилось в тринадцать лет (кажется, самый что ни на есть возраст для принцессы!) узнать, как это на самом деле бывает. Быть взрослой актрисой и сниматься в фильме-сказке - это все равно удовольствие. Но это не та вера. Я не снималась, я жила в сказке, и это не заменить ничем. Мое детское воображение ничуть не сомневалось, что я принцесса. И что я Герда - вот так все сразу, одновременно.
Костюм Герды я носила с такой уверенностью и чувством полной собственности, что однажды... была принята за нищенку. В Ужгороде на бульваре, где стояла гостиница, с другой его стороны был рыночек. Летом и осенью овощей и фруктов было полным-полно. Мы, возвращаясь со съемок, что-то там все время покупали и потом через бульвар возвращались. Я вышла из киношного автобуса с бабулей, а одета была все еще в съемочный костюм. Переодевались мы всегда уже в гостинице. Наряд героини к тому дню уже соответствовал всем превратностям судьбы на долгом пути в царство Снежной королевы - лохмотья по подолу платья и передника, сбитые на горных тропах башмачки.
На базаре бабушка купила огромный арбуз, стала выбирать еще что-то. Я устала, просилась скорей идти. Тогда этот арбуз бабушкой был отдан мне с наказом нести его в гостиницу и там сидеть и ждать ее с остальными покупками. Я побежала через бульвар. Остановилась, ожидая зеленого света, пропуская машины. И услышала, как говорит одна женщина другой:
- Да ты бачь, бачь, яка интересна ныщенка!
- Яка ныщенка?
- Да с гарбузом!
Так естественно я чувствовала себя в платье Герды, что мне в голову не приходило, что кто-то может посмотреть на мой наряд с обычной точки зрения. Например, как на нищенский - впрочем, таким ведь он и был в тот момент по замыслу.
Еще об одной вещи стоит, по-моему, сказать. Снимался эпизод: Герда и Маленькая Разбойница бегут по развалинам замка. Нам сказано было, где именно бежать: от этого дерева - по тропинке, пробежать еще под одним деревом и наконец скрыться за третьим. Камера заработала, мы побежали. От этого дерева - к тому. Уже на бегу я увидела, что с ветки второго на нашем пути дерева свисает змея. В Карпатах полно змей. Увиденная мной была внушительной толщины и свешивалась с ветки точно в том самом месте (разумеется!), где мне следовало пробегать. Что было делать?
Я ни секунду не задумывалась, что у меня есть выбор. Я не остановилась и пробежала там, где надо. Уже было к тому времени внутреннее "встроенное устройство": во время работы все профессиональные требования - это номер один, исключений не бывает.