— Он любит тебя настолько, насколько может, но не может любить тебя очень сильно, — заканчивает Джек.
Джек хлопает в ладоши — бутылка чайна-колы уже куда-то пропала, — и Мэтт поднимается со стула с отпиленными ножками.
— Итак! С этим разобрались, и теперь…
Я смотрю на Джека, недоумевающе сморщив нос.
— Ты поймешь позже, — отвечает Джек.
— Джек? — начинаю я. Он вышел на кухню, и я повышаю голос, чтобы он меня услышал. — Так ты проверяешь путешествие между измерениями на других до меня?
После непродолжительной возни и грохота Джек возвращается в зал с апельсином в руках и согласно кивает.
— А когда что-то не получается, эти люди пропадают?
Джек опять кивает:
— Пропадают.
Меня это немного удивляет и беспокоит.
— Есть причина тому, что я на него похож, — говорит Джек, очищая апельсин.
Вот это да!
— Это потому, что я — один из Феликсов, но меня растворила вечность, в которую попадаешь в Розовом. После того как пролетишь через вечность, трудно снова себя собрать так, чтобы достичь одной конкретной цели и связаться с одним-единственным человеком из миллиардов людей.
Под разломанным стулом я замечаю книжку о водевиле.
— Вы что, ребята, увлеклись комедией?
— Водевилем, — отвечает Мэтт с сумасшедшей ухмылкой.
Джек говорит:
— Водевиль дает фокусировку. Концентрирует реальность в наэлектризованной атмосфере, типа того! И тогда можно найти зазор, через который попадают в Розовое. Понимаешь?
— Это такой трюк, — говорю я.
— В точку, — говорит Мэтт.
Я почти понимаю. Я выжидательно смотрю на Джека и улыбаюсь.
Мы беремся за дело, но сначала Джек доедает апельсин и дает котенку, который у них живет, облизать свои мокрые от сока пальцы.
Мэтт и Джек проводят инструктаж. Мы сидим за квадратным столиком со столешницей — шахматной доской. Вся остальная мебель перевернута вверх дном. Бумаги раскиданы по полу. Я не помню, была ли комната в таком же беспорядке, когда мы только начинали. В шахматном столике таятся какие-то космические вибрации.
Я вспоминаю, как они решили, что их ограбили, пока они пару минут играли в скоростной баскетбол или как там это называется. Они еще говорили, что почему-то им перевернули всю мебель.
Они видят, что я сосредоточился на шахматном рисунке (я почти боюсь этого квадратного столика с пивной кружкой), и предупреждают меня, что столик не имеет никакого отношения к тому, что мы делаем. Они просто нашли его на пожаре.
— Тогда почему он стоит точно в середине комнаты? И вообще зачем он?
— Для наших комических номеров, — объясняет Мэтт.
Они учат меня Розовому. Я учусь медленно. Мне становится смешно.
Я смеюсь, а Джек сообщает мне, что сегодня у них с Мэттом дни рождения. Они хотят подарков?
Я говорю:
— Поздравляю с двадцать третьим днем рождения.
По-моему, они проводят обучение не совсем правильно. Но, толком не зная, что именно они делают, я не уверен. А они ничего не говорят.
Они не хотят казаться новичками. Они относятся к этому серьезно. Не думаю, что когда-нибудь еще видел их такими серьезными. У обоих очень симпатично наморщены лбы. И из-под этих наморщенных лбов они то и дело смотрят мне в глаза. Выглядит смешно, но они явно чего-то ждут. Я как-то должен отреагировать или куда-то переместиться.
Откуда ни возьмись появляется большая желтая сумка. Красивая. Джек и Мэтт общаются друг с другом непонятными мне жестами. Я вспоминаю, как Мэтт «говорил» руками, разрубая воздух. Он много жестикулирует. Сценка с этой желтой сумкой напоминает комический номер братьев Маркс.
Особенно тот, где Харпо не дает коридорному отнести сумку наверх, в номер. Джек и Мэтт держатся за сумку. Джек пытается взять сумку у Мэтта, но Мэтт-Харпо думает, что Джек-коридорный хочет ее совсем отобрать.
Мэтт забирает сумку и ставит ее на пол. Джек хочет ее унести, но Мэтт снова ее вырывает.
Яркость желтой сумки меня завораживает. Кажется, она становится еще ярче.
— А что в сумке? — спрашиваю я, но они меня не слышат, потому что сосредоточились на номере. Я начинаю громко хохотать.
Время от времени во мне возникает беспокойство, что они на самом деле не могут поделить сумку, но я тут же понимаю, что эта процедура выполняется для меня, для моего просвещения, если хотите. Мне передают знания.
Джек засовывает руки в штаны Мэтта, в его расклешенные пиратские брюки, вот так так… Он гладит его по промежности, потом ему явно начинают мешать штаны, он стягивает их вниз и открывает нижнюю часть Мэттова тела, белую и изящную, с наполовину поднявшимся пенисом. Джек решил исправить дело: он наклоняется и начинает его сосать.