Когда я выхожу на улицу, дни откручиваются назад, и наступает прошлый четверг. Вся неделя начинается заново. Наверное, Джек и Мэтт что-то напортачили со временем. Или это специально, чтобы я пришел к ним снова.
В четверг мне позвонила компания-поставщик питьевой воды, потом я немного поработал над «ВЕЛИКИМ ЧЕРЕПОМ» и отправился в бар. Я смотрел, как Харрис пьет пиво и оживленно обсуждает свой новый проект с другими местными режиссерами, можно сказать, цветом Саскватча.
Его новый проект — какая-то непонятная анимация с помощью мела. Я не все уловил, потому что сел за столик посреди разговора.
Итак, в четверг проигрываются те же самые события. Я и не замечаю, что все пять дней повторяются: четверг, пятница, суббота, воскресенье и понедельник. Мне скажут об этом позже.
Сам того не подозревая, я снова говорю о питьевой воде, работаю над тем же отрывком из «ВЕЛИКОГО ЧЕРЕПА», а потом сажусь пить пиво за столик Харриса посреди той же самой дискуссии о «МЕЛЕ».
Так я попадаю в четырехдневную временную петлю, которая заканчивается в следующий вторник очередным посещением Джека и Мэтта. Петля снова и снова отбрасывает меня в прошлое.
Где Джек и Мэтт? Как будто заняты. В пасмурное четверговое утро я говорю по телефону с поставщиком питьевой воды. Я задерживал оплату счетов, и они хотят расторгнуть договор и забрать разливной автомат, который стоит у меня на кухне. Я изо всех сил стараюсь их отговорить и обещаю сегодня же прислать чек. Я задержал его всего на пару недель, нельзя же так придираться из-за пяти долларов за бутылку. Нужно где-то достать денег.
Может, хватит мечтать? Ну его, этот рекламный бизнес! Открою магазин под названием «Магниты для холодильника и прочие курьезы». Неожиданно я очень повеселел. Магниты с классными картинками. Или с большими бантами, такими тяжелыми, что чуть ли не падают с холодильника. По-моему, магниты на холодильник нужны всем, это полезная штука. Между прочим, неплохая идея.
Кто-то поднимается на крыльцо. Боже! У меня гости.
Пришли Джек и Мэтт, событие из ряда вон. Стоят на крылечке. Открываю дверь, и они осматривают меня хмуро, как врач — больного, вышедшего из комы.
— Что слышно?
Мнутся на пороге, не хотят заходить. Джек держит в руках экспонометр, о котором недавно спрашивал по телефону.
— Слышь, братан, что это за зеленый огонек на циферблате?
— Для низкой освещенности, — говорю я и поворачиваю рычажок в верхней части прибора, который открывает окошечко и впускает больше света.
Они довольны и прощаются: идут на съемки. Точно, фильм, я чуть не забыл.
— А о чем фильм-то? — спрашиваю я.
— О мышцах… — говорит Джек.
Мэтт показывает бицепс.
— О мышцах… — хором повторяют они.
— А когда я его увижу?
Джек пожимает плечами:
— Когда-нибудь.
Немного поразмышляв, я отправляюсь в бар «Двадцать первая авеню», где собираются все свободные киношники Саскватча. Старый бар «Двадцать первая авеню» — иногда его называют «Синема» — всего в квартале от большого офисного здания, облюбованного режиссерами и операторами.
И у меня там когда-то был офис, секретарь и кое-какое видеооборудование.
В этом нетипичном баре можно сидеть день напролет, говорить о своих существующих и несуществующих проектах и пить пиво.
Мечты моих коллег такие розовые и идеалистичные, что меня передергивает.
Харрис в самой гуще толпы. Он рассказывает о мультфильме «МЕЛ», над которым работает уже года три, но никому не показал ни кадра. Прямо «Ковбой Немо» какой-то.
Он поворачивается ко мне со словами:
— Спанки? Я тут думал… — Харрис много думает.
Он странный тип. Я тоже. Наши сотовые лежат посреди стола.
Джоанна сидит напротив со скрещенными руками и слушает Харриса.
Харрис говорит:
— Я думал, о чувствительных, зонах, организма.
Смотрю, кто еще с нами за столом. Три или четыре человека, все с сотовыми, сотовые лежат вместе посреди стола.
— Например, — Харрис касается груди, — вот чувствительная зона, чувствительная зона нашего организма. — Потом дотрагивается до шеи. — Да, и тут у меня еще одна чувствительная зона. Или тут. — Он касается паха.
— Определенно, — говорю я.
— Или тут. — Он трогает себя за голени. — Это место очень чувствительное.
Раздается телефонный звонок. Мы все смотрим на телефоны, которые сложились на столе в лист клевера. Звонок может значить, что кого-то из нас ждет работа или кто-то неправильно набрал номер. Может, звонит Голливуд — этого втайне желаем мы все, хотя делаем вид, что нам все равно. Впрочем, Голливуд и так никогда не звонит. Никогда. Мы уже играли в эту игру. Так чей телефон?