– Разумеется, миледи, – ответил Гринтри. – Позвольте проводить вас в вашу каюту.
– Благодарю, капитан, – сказала Хонор и двинулась вперед.
Стоявшие в почетном карауле морские пехотинцы затянутыми в перчатки руками приставили к ноге импульсные ружья и замерли по стойке «смирно». Гринтри и Маршан следовали за леди Харрингтон, отстав точно на предписанные уставом полшага. Через некоторое время она оглянулась и чуть не рассмеялась: сопровождающие сформировали целую процессию. Впереди шли Эндрю Лафолле и Веницелос, за ними МакГиннес, присматривавший за двумя стюардами третьего класса, нагруженными личным багажом Хонор, а замыкали шествие Джеймс Кэндлесс и Роберт Уитмен, двое ее постоянных телохранителей. Хотя Хонор уже начала привыкать к многочисленным и разномастным свитам, ей показалось забавным, что вокруг нее толчется разом столько народу. К сожалению, выбирать не приходилось: она только надеялась, что корабельный лифт окажется достаточно большим, чтобы туда втиснулась вся компания.
Глава 6
Когда при ее появлении и Роб Пьер и Оскар Сен-Жюст поднялись с мест, Эстер МакКвин в очередной раз заставила себя просто кивнуть им в ответ. Пора бы перестать удивляться: они поступали так всякий раз, когда встречались с ней, вместе или порознь, и она, странное дело, верила, что это искренняя любезность, а не какой-то способ манипуляции. Из чего отнюдь не следовало, будто Эстер была способна забыть о том, что оба они – непревзойденные манипуляторы. Просто проявлявшаяся ими в узком кругу старомодная учтивость на фоне нынешней агонии Республики казалась почти гротескной.
«А Республика-то и вправду агонизирует», – мрачно подумала Эстер, шагая по ковру, устилавшему пол небольшой комнаты для совещаний. Достаточным доказательством тому служили ее недавнее сражение с Уравнителями… и ставшие его следствием чудовищные массовые захоронения.
До сих пор никто не комментировал ее роль в этой немыслимой бойне, и МакКвин это, в общем-то, радовало. Комитет по открытой информации и вовсе утверждал, будто все погибшие были убиты мятежниками, – и Эстер не до конца понимала, следует ей гневаться на пропагандистов или благодарить их. С одной стороны, у нее не имелось ни малейшего желания вписать себя в историю как убийцу миллионов соотечественников, пусть столь жесткие меры и диктовались необходимостью. С другой стороны, лживость официальных сообщений была очевидна для любого разумного человека, ибо использовать современное вооружение в таком городе, как Новый Париж, не истребив при этом уйму народу, решительно невозможно: таким образом, она становилась соучастницей государственного обмана. Впрочем, Эстер понимала, что попала в ловушку: как ни старайся, а выглядеть в глазах общества незапятнанной ей все равно не удастся. Конечно, это не она подорвала два ядерных заряда, тайно заложенных Уравнителями в обеих столичных казармах Бюро госбезопасности. Бомбы сделали свое дело, лишив руководство БГБ сил, способных эффективно противодействовать повстанцам. Очевидно, лидеры Уравнителей решили, что такой результат вполне оправдывает гибель множества живших рядом с казармами мирных граждан…
МакКвин предпочла бы думать, что сама она не такая, как эти мясники, однако та самая честность по отношению к себе, которая помогла ей стать выдающимся флотоводцем, не позволяла поддаться самообману.
«Единственная реальная разница, – сказала она себе, – заключается в том, что они начали первыми. Мое кинетическое оружие было „чище“, но для погибших детей эта разница не имеет никакого значения.»
А вот Уравнители детьми не были. Заварив эту кашу и применив то, что по-прежнему называют «оружием массового поражения», они с самого начала раскрыли природу своего мышления. МакКвин понимала, что у них на уме, знала, к чему могут привести их усилия, и сделала то, что должна была сделать, ибо ее бездействие обернулось бы худшими бедами. Принимать решение ей пришлось под давлением не менее жестким, чем при обороне Звезды Тревора, но впоследствии, размышляя о случившемся, она ни разу не усомнилась в правильности своего поступка. Беда заключалась в том, что ни отсутствие у нее реального выбора, ни уверенность в правильности поступка никоим образом не меняли того факта, что она, скорее всего, погубила не меньше людей, чем Уравнители. Ей приходилось жить с этим знанием, находя оправдание лишь в том, что в отличие от них она не только убила многих невинных, но и покарала нескольких реально виновных.
«Клянусь Богом, так оно и было», – сказала себе Эстер, усаживаясь в отодвинутое для нее Сен-Жюстом кресло. И если ее кооптация в состав Комитета общественного спасения стала наградой за содеянное, то эта награда ею заслужена. И еще, для того чтобы вернуть агонизирующую Народную Республику на правильный путь, необходимы время и свежие силы: проявив терпение, она может обрести достаточно власти, чтобы покарать и других виновных… включая двоих мужчин, сидевших сейчас с нею в совещательной комнате.
– Рад видеть, что вам стало легче двигаться, гражданка адмирал, – сказал Пьер, начиная разговор, и МакКвин улыбнулась. Сломанные – точнее сказать, переломанные во многих местах – ребра оказались самым тяжелым повреждением, полученным ею, когда в самом конце сражения ее бот рухнул на землю. Хирургия и интенсивная терапия позволили быстро залечить раны и восстановить мягкие ткани, но с костями эти методы не срабатывали. После того как медики удалили из ее грудной клетки многочисленные костные осколки и скрепили концы ребер, они срастались более двух месяцев, а восстановить подвижность полностью ей не удалось до сих пор.
– Спасибо, – ответила она. – Мне и правда лучше, гражданин председатель и…
– Пожалуйста, гражданка… Эстер, – протестующе поднял руку Пьер. – Мы стараемся обходиться без лишних формальностей… по крайней мере в узком кругу.
– Понимаю, Роб, – отозвалась она, ощутив на языке вкус его имени.
В этой демонстративной фамильярности, как и в нарочитой любезности вставших при ее появлении членов Комитета, ей мерещилось нечто сюрреалистическое. Она была не настолько наивной, чтобы поверить, будто этот человек видит в ней не только инструмент, временно понадобившийся ему для достижения своих целей, – она и сама не собиралась, когда придет время, оставлять его в живых, – однако сейчас, пока Республика горела в огне, они сидели за столом и старательно разыгрывали роли единомышленников и соратников.
– Спасибо, – повторила МакКвин. – Мне действительно стало гораздо лучше, поэтому я и попросила тебя и граж… Оскара о сегодняшней встрече. Я хочу приступить к работе, но наши предыдущие консультации прояснили не все аспекты. Надеюсь, вы объясните мне, какого рода деятельности от меня ждут.
Эстер снова улыбнулась, а Пьер откинулся в своем огромном, стоявшем во главе стола кресле, обдумывая ее пожелание. Впрочем, все кресла в совещательной комнате были велики и до неприличия удобны, однако председательское превосходило все прочие, и когда председатель, опершись о подлокотники, свел пальцы под подбородком, уподобляясь сидящему на троне монарху, перед мысленным взором МакКвин возник образ засевшего в центре своих тенет паука. Даже понимая, что это набившее оскомину клише, она находила ассоциацию удачной.
Некоторое время Пьер молча рассматривал сидевшую напротив худощавую темноволосую женщину. Ее зеленые глаза светились мягкой любезностью, да и всем своим обликом, несмотря на золотое плетение эполет и многочисленные знаки отличия на мундире, она мало походила на хладнокровного и сурового боевого командира. С другой стороны, и Оскар Сен-Жюст едва ли похож на таинственного и грозного главу Бюро государственной безопасности. Это стоит взять на заметку, подумал Пьер, в свое время использовавший внешнюю безобидность Сен-Жюста при подготовке и осуществлении переворота.
Но МакКвин, по крайней мере сейчас, приступая к своей работе, демонстрировала надлежащий такт и понимание ситуации. Войдя в состав Комитета почти три месяца назад, она, однако, согласилась с официальной версией, согласно которой полученные ранения не позволяли ей немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. Разумеется, то была не слишком хитрая отговорка: раны, даже болезненные, не лишали ее трудоспособности, но МакКвин предпочла не спорить, а согласиться. Она едва ли догадывалась, что подлинная причина отсрочки состоит в том, что ей было предпочтительнее приступить к работе в отсутствие на Хевене Корделии Рэнсом с ее патологическим недоверием к военным. Пьер понимал: хотя внешне Корделия и согласилась на кооптацию в Комитет представителя военных, это не изменило ее убеждений, а он не нуждался в трениях между нею и гражданкой адмиралом, во всяком случае до тех пор, пока МакКвин не обретет почву под ногами. Он не собирался информировать ее об этом – следил за реакцией, желая понять, насколько она готова к сотрудничеству. Так или иначе, МакКвин согласилась с официальной версией об отсрочке вступления в должность по причине нездоровья: от Сен-Жюста ему было известно, что, прежде чем обратиться с просьбой о встрече, она даже заручилась разрешением лечащего врача.