Александер снова кивнул. Крейсеров действительно всегда не хватало. Их капитаны забывали об отдыхе… а честолюбивые младшие офицеры мечтали занять капитанский мостик крейсера.
– К сожалению, в последнее время эта нехватка усугубилась, и все адмиралы Альянса, включая меня, постоянно пытаются отыскать хоть одно свободное подразделение. Короче говоря, адмирал, мне хотелось бы на несколько недель «одолжить» у вас эскадру Харрингтон.
– Вот как?
Белая Гавань откинулся в кресле и положил ногу на ногу. Он ощутил укол беспокойства, однако лицо его осталось невозмутимым. Он лишь вопросительно изогнул бровь.
– Да, – продолжил Мэтьюс, – я понимаю, что Восемнадцатая эскадра формально еще принадлежит ГКФ, но как только Восьмой флот будет сформирован, ситуация быстро изменится. По моему мнению, вы даже сейчас вправе задействовать штаб Флота и принять командование над силами, собравшимися к настоящему моменту. Вот почему я не счел себя вправе принять решение, не проконсультировавшись с вами.
– А для выполнения какой задачи вам потребовалась эскадра, сэр? – осведомился после недолгого молчания Александер.
– По сути рутинной. Мы собрали конвой – шестнадцать или семнадцать грузовых и транспортных судов, – направляющийся через Ельцин в Клермонт-Матиас. По плану им надлежит доставить грузы в несколько систем, но все это корабли Объединенного военно-транспортного управления, так что транзит займет меньше времени, чем можно было бы подумать.
Гранд-адмирал умолк, дождавшись от Белой Гавани очередного кивка. Объединенное военно-транспортное управление было создано после того, как Комитет по логистике Королевского Флота и аналогичный орган флота Грейсона пришли к заключению, что тяжелые транспортные суда, во многих ситуациях незаменимые, порой проигрывают по сравнению с легкими, превосходящими их маневренностью. Небольшие, в диапазоне от четырех до пяти миллионов тонн, суда, разумеется, брали на борт меньше груза или персонала, однако в случае, когда тот же по тоннажу груз распределялся между несколькими кораблями, транспортный конвой мог обслужить одновременно несколько пунктов назначения. В мирное время такой подход был бы отвергнут по экономическим соображениям: в конце концов, кораблю грузоподъемностью в четыре миллиона тонн требовались почти такой же экипаж, столько же топлива и столько же усилий по поддержанию его в рабочем состоянии, как и вдвое большему судну. Однако в разгар войны с хевенитами на первый план выступила не финансовая, а военная эффективность.
Под рукой Объединенного управления были собраны корабли среднего тоннажа, предназначавшиеся для скорейшей доставки приоритетных грузов к горячим или потенциально горячим точкам. Находившиеся на ремонте грейсонские и мантикорские средние грузовики передали на военные верфи и подвергли радикальной модернизации. На замену гражданских гравитационных компенсаторов и импеллеров времени не было, однако все суда получили легкую бортовую броню, систему противоракетной защиты, модифицированные датчики, электронику и гипергенераторы военного образца, позволявшие им подниматься до эта-полосы. Поскольку большинство торговых судов не поднималась выше дельта-полосы, на практике средняя скорость транспортировки возросла вдвое.
– Экспедиция займет, – продолжил Мэтьюс, – около двух стандартных месяцев, причем с учетом максимального сокращения задержек на стоянках. Вот почему, хоть леди Харрингтон еще не находится в вашем оперативном подчинении, я не счел себя вправе послать ее на задание без вашего согласия. Должен сказать, что во многих отношениях ее эскадра как нельзя лучше подходит для подобной миссии. Правда, она недоукомплектована на двадцать пять процентов, однако остальные корабли подойдут не раньше чем через месяц, а для сопровождения конвоя шести тяжелых крейсеров вполне достаточно. Важно и другое: я не ожидал, что она так рано приступит к своим обязанностям, и перед ее кораблями не ставились никакие оперативные задачи. Иными словами, задействовав эту эскадру, я могу не снимать корабли с других важных участков.
– Понятно, сэр. Благодарю, что поставили меня в известность, – отозвался Белая Гавань, потирая подбородок и обдумывая ответ.
По существу, размышлять было не о чем: до ввода в действие Восьмого флота эскадра находилась в подчинении у Мэтьюса и действительно вполне подходила для этой задачи. Однако на душе у графа почему-то скребли кошки.
Он задумался, пытаясь разобраться, в чем же тут дело. Первый, напрашивающийся ответ сводился к упомянутой Мэтьюсом нехватке крейсеров и нежеланием Белой Гавани, как любого другого флотоводца, выпускать их из рук. Однако при всем искушении удовлетвориться простым объяснением граф не склонен был поддаваться самообману. Срок, на который убывала Харрингтон, тоже не мог считаться слишком долгим: оба адмирала знали, что Восьмой флот будет готов выступить к системе Барнетта не раньше, чем через три, а то и четыре месяца. Такому командиру, как Харрингтон, этого времени будет более чем достаточно и для выполнения миссии сопровождения, и для завершения формирования эскадры, со своевременным включением последней в состав флота. Так что же его так гнетет? Несколько мгновений граф мысленно мусолил вопрос, хотя ответ напрашивался сам собой. Ему просто хотелось отдалить момент признания, ибо он был связан с ощущением вины.
Александер мысленно хмыкнул: не зная точной причины скоропалительного отлета Харрингтон на орбиту, он не мог отделаться от твердой уверенности в том, что ее решение как-то связано с ним. Сама Хонор не сделала ни единого промаха, однако граф уловил в ней некую внутреннюю напряженность, никогда не проявлявшуюся прежде. Тревожащее отсутствие привычной непринужденности. Что бы то ни было, началось все с того вечера в библиотеке.
Хэмиш стал тереть подбородок еще сильнее, стараясь скрыть от Мэтьюса, как сжались его челюсти при воспоминании о состоявшемся тогда разговоре – и его последствиях.
Неужели он, сам того не зная, каким-то образом выдал, что неожиданно для себя увидел ее совсем в новом свете. Долгая служба во флоте в сочетании со светским воспитанием и причастностью ко всем политическим коллизиям Звездного Королевства научили его владеть собой, и граф знал, как хорошо его лицо скрывает подлинные чувства. Однако возникшая по отношению к нему внезапная настороженность могла иметь лишь единственную причину. Неужели она догадалась? Безусловно, Хонор умела читать в людских сердцах. Это заметил не только он: Макс Сарнов, Йенси Паркс и другие флагманы, под началом которых ей довелось служить, не раз упоминали об этой ее способности. Возможно, интуиция – или нечто иное – раскрыла перед ней его чувства? Возможно ли, что она неверно истолковала его реакцию или даже заподозрила его в желании воспользоваться служебным положением и попытаться склонить ее к близости?
Конечно же нет! Для этого она слишком хорошо разбирается в людях, сказал себе граф, но в то же время где-то на задворках сознания блуждала другая мысль: а может, ей и вправду стоило его опасаться? Никогда прежде он не допускал и мысли ни о чем подобном, ибо к начальникам, будь то мужчины или женщины, использовавшим служебное положение в личных целях, относился с глубочайшим презрением. Вместе с тем Белая Гавань признавал, что и чувства, подобного тому, которое накатило на него в тот вечер, прежде ему испытывать не случалось. «И, – виновато сказал он себе, – ты ведь вовсе не такой святоша, каким хочешь предстать перед твоими почитателями. А, Хэмиш?»
Александер закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он любил свою жену. Он полюбил ее с первой встречи и знал что не разлюбит до самой смерти. Знала это и она. Однако – хотя они никогда об этом не говорили – она знала и то, что с тех пор, как несчастный случай приковал ее к креслу жизнеобеспечения, он не раз заводил интрижки. Катастрофа навсегда лишила их с женой наслаждения физической близостью: они оба понимали это. На его, не столь уж частые, интимные связи Эмили смотрела сквозь пальцы. Хэмиш всегда возвращался к ней, ибо они были истинно близки во всем и лишены лишь радостей плоти. Граф понимал, что его «измены» тем менее причиняют ей боль, напоминая о том, чего она лишена, а поскольку огласка могла усугубить эту боль, всегда проявлял максимальную осторожность и не позволял себе слишком сильных увлечений.