Но все же мои товарищи, которых не принуждали заниматься этой работой, занимались ею добровольно, и иногда, путем тяжелых усилий, некоторые из них ухитрялись заработать до 40 копеек в день, особенно, когда в работе требовалось некоторое искусство или артистический вкус. Но они занимались этой работой потому, что в них поддерживался интерес к работе. Те из них, которые были женаты, вели постоянную переписку с женами, переживавшими тяжелое время, пока их мужья находились в тюрьме. До них доходили письма из дому, и они могли отвечать на них. Таким образом узы, связывающие арестантов с семьею, не порывались. У холостых же и у неимевших семьи, которую надо было поддерживать, была другая страсть – любовь к науке и они гнули спину над выделкой перламутровых пуговиц и брошек, в надежде выписать в конце месяца какую-нибудь давно желанную книгу.
У них была страсть. Но какая благородная страсть может владеть уголовным арестантом, оторванным от дома и лишенным всяких связей с внешним миром? Люди, изобретавшие нашу тюремную систему, постарались с утонченною жестокостью обрезать все нити, так или иначе связывающие арестанта с обществом. Они растоптали все лучшие чувства, которые имеются у арестанта, также как у всякого другого человека. Так, например, в Англии, жена и дети не могут видеть заключенного чаще одного раза в три месяца; письма же, которые ему разрешают писать, являются издевательством над человеческими чувствами. Филантропы, изобретшие английскую тюремную дисциплину, дошли до такого холодного презрение к человеческой природе, что разрешают заключенным только подписывать заранее заготовленные печатные листы! Мера эта тем более возмутительна, что каждый арестант, как бы низко ни было его умственное развитие, прекрасно понимает мелочную мстительность, которой продиктованы подобные меры, – сколько бы ни говорили в извинение о необходимости помешать сношением с внешним миром.
Во французских тюрьмах – по крайней мере, в центральных – посещение родственников допускаются чаще, и директор тюрьмы, в исключительных случаях, имеет право разрешать свидание в комнатах, без тех решеток, которые обыкновенно отделяют арестанта от пришедших к нему на свидание. Но центральные тюрьмы находятся вдали от больших городов, а между тем именно эти последние поставляют наибольшее количество заключенных, причем осужденные принадлежат, главным образом, к беднейшим классам население и лишь немногие из жен обладают нужными средствами для поездки в Клэрво, с целью получить несколько свиданий с арестованным мужем.
Таким образом, то благотворное влияние, которое могло бы облагородить заключенного, внести луч радости в его жизнь, единственный смягчающий элемент в его жизни, – общение с родными и детьми – систематически изгоняется из арестантской жизни. Тюрьмы старого времени отличались меньшей чистотой; в них было меньше «порядка», чем в современных, но в вышеуказанном отношении они были более человечны.
В серой арестантской жизни, лишенной страстей и сильных впечатлений, все лучшие чувства, могущие улучшить характер человека, вскоре замирают. Даже рабочие, любящие свое ремесло и находящие в нем удовлетворение своим эстетическим потребностям, теряют вкус к работе. Тюрьма убивает, прежде всего, физическую энергию. Мне теперь вспоминаются годы, проведенные в тюрьме в России. Я вошел в каземат крепости с твердым решением – не поддаваться. С целью поддержание физической энергии, я регулярно совершал каждый день семи-верстную прогулку по каземату и дважды в день проделывал гимнастические упражнение с тяжелым дубовым табуретом. А когда мне было разрешено употребление пера и чернил, я занялся приведением в порядок обширной работы, а именно – подверг систематическому пересмотру существующие доказательства ледникового периода. Позднее, во французской тюрьме, я со страстью занялся выработкой основных начал того мировоззрение, которое я считаю системой новой философии, – основы анархии. Но в обоих случаях я вскоре начал чувствовать, как утомление овладевало мною. Телесная энергие постепенно исчезала. Может быть, наилучшей параллелью состояние арестанта является зимовка в полярных странах. Прочтите отчеты о полярных экспедициях прежнего времени, напр. добродушного Пэрри или старшего Росса. Читая эти дневники, вы улавливаете чувство физического и умственного утомление, запечатленное на каждой их странице, и доходящее почти до отчаяние, пока, наконец, на горизонте не появится солнце, приносящее с собою свет и надежду. Таково же состояние арестанта. Мозгу не хватает энергии для поддержание внимание; мышление становится медленнее и менее настойчивым: мысли не хватает глубины. В одном американском прошлогоднем отчете говорится, между прочим, что, в то время, как изучение языков ведется арестантами с большим успехом, они редко могут настойчиво заниматься математикой; наблюдение это совершенно верно.