И вот наступил запомнившийся мне на всю жизнь день новоселья. С утра мы с матерью уже на ногах. На службу я не пошел, испросив на то разрешение доброго ко мне Ивана Ивановича. Поставлены на стол последние тарелки, взятые напрокат, привезены из магазина последние банки с тем-то и тем-то, сделаны последние напоминательные звонки. Приблизился вечер, мы переоделись в праздничное и стали ждать прихода гостей.
Проходит время, гости один по одному собираются. Это все мои товарищи по архитектуре, некоторые с женами. По заведенной в Томске в те годы привычке каждый из них стремится разуться и остаться в одних носках. Мать препятствует, она убеждает каждого, что разуваться не следует, это, она говорит, некультурно. Гости иные не слушают ее, остаются в носках, иные приходят в комнату, где стоит стол, в башмаках и ботинках. Никто не садится, все стоят возле книжных стеллажей и рассматривают корешки книг за стеклом. Библиотека, скопленная мной за студенческие годы, производит на моих коллег очень выгодное для меня впечатление. Каждый старается высказаться о моем уме и эрудиции и похлопать меня по плечу. А иные уже завели умный разговор о египетских пирамидах и тунгусском метеорите...
Наконец все в сборе, я приглашаю гостей к столу. Ивана Ивановича, как самого старшего из нас всех и начальника, я усаживаю в передний угол. Рядом с ним садятся его заместители, остальные — кто где хотел. Рядом со мной поместилась Верочка Монахова, молодая архитекторша, еще числившаяся в молодых специалистах. Между Верочкой и мной с первых дней службы существует близкая симпатия, мы с ней переглядываемся и даже ходили уже трижды в кино, но до поцелуев, благодаря моей природной застенчивости и робости, у нас с нею еще не дошло. Мать за стол не села, она вместе с приглашенной соседкой ухаживала за гостями, производя блюдные перемены.
Праздничный ужин начался с тоста, его произнес Иван Иванович.
— К нам, товарищи, как вы знаете, по окончанию института, — сказал он торжественным голосом, — приехал молодой специалист, архитектор. Он неплохо зарекомендовал себя с первых шагов, и я думаю, и в дальнейшем мы от него, кроме одного хорошего, ничего не дождемся. Я верю в него: он прислушивается к голосу старших, он достаточный эрудит и имеет при доме верных советчиков... — Иван Иванович красивым жестом показал на стеллажи с книгами. — Итак, первую рюмку я предлагаю за Петра Ивановича, за его успехи в грядущем поприще.
Иван Иванович чокнулся со мной, все тоже протягивались ко мне с рюмками, называя меня по имени-отчеству. Все выпили, стали закусывать. Все пошло своим чередом — обычная застольная пьянка: ели, пили, разговаривали, каждый спешил высказать умное, однако я замечал, все старались держаться интеллигентно и сдержанно, выслушивали друг друга и кивали головой. «Да, брат, — отметил я про себя в уме, — это тебе не студенческая вечеринка. Интеллигенция...»
Подумав так, я поделился своими мыслями с Верочкой Монаховой, сидящей со мной рядом, и она охотно согласилась со мной, сказав:
— Да, это так, уровень архитектуры в нашем городе очень высокий. По линия общества «Знание» мы больше всех читаем лекций. Ни одна творческая организация в этом отношении за нами не может угнаться... — Помолчав, Верочка добавила: — Погодите немного, и вам будет поручение.
— Я готов выполнить любое ваше поручение, — быстро сообразил я, что ответить.
Мой ответ Верочке понравился, и она слегка поощрительно прикоснулась ко мне локотком.