— Ну почему?.. — Вальтера задел этот недружелюбный тон, и только сейчас он заметил, какой жесткий взгляд у этого полицейского.
— Почему? Сейчас объясню, — ответил гость, но в этот момент зазвонил телефон и Вальтер, извинившись, поспешил из комнаты.
— Говорят из полиции, — услышал он голос в трубке. — Это мистер Стритер?
Вальтер ответил утвердительно.
— Ну как, мистер Стритер, вы себя чувствуете? Надеюсь, все в порядке? Я вот почему звоню: к сожалению, мы не смогли выполнить вашу просьбу. Плохая скоординированность, извините уж…
— Но как же так? — промолвил Вальтер. — Вы же кого-то прислали.
— Нет, мистер Стритер, вы ошибаетесь.
— А у меня сейчас, в эту самую минуту, в доме сидит полицейский.
Прошло несколько мгновений, потом тот же голос, но уже не таким беззаботным тоном, произнес:
— Это не наш человек. Вы не обратили внимания на номер его значка?
— Нет, не обратил.
Опять пауза.
— А вы и сейчас хотите, чтобы мы прислали к вам кого-нибудь?
— Да, п-пожалуйста…
— Хорошо, ждите, мы не задержимся.
Вальтер положил трубку. «И что теперь? — спросил он сам себя. Забаррикадировать дверь? Или выбежать на улицу?». Пока он раздумывал, дверь распахнулась и на пороге показался полицейский.
— Все комнаты твои, раз в дом вошел, — произнес он. — Вы не забыли о том, что я был полицейским?
— Был? — Вальтер невольно отшатнулся от гостя. — Но вы же и есть полицейский.
— Мне удавались и другие роли — вор, бандит, вымогатель. Не говоря уже об убийце. Вы-то должны это знать.
Незнакомец медленно шел прямо на Вальтера, и тот внезапно с отчетливостью почувствовал значимость маленьких расстояний — от буфета к столу, от одного стула к другому…
— Я не понимаю, о чем вы говорите. И почему в таком странном тоне? Я не сделал вам ничего плохого. Мы даже никогда не встречались.
— Так ли это? Как же, вы ведь думали и… — он повысил голос, — писали обо мне. Немало посмеялись, поиздевались надо мной, не так ли? Так вот, сейчас я хочу немного посмеяться над вами. Изобразили меня подонком дальше некуда и при этом считаете, что не сделали мне ничего плохого? Вы, наверное, даже не представили себе ни разу, что значит быть на моем месте, так ведь? И ни разу не попытались понять мое состояние, да? Ни капли жалости не испытали ко мне, так? Ну так вот, и у меня по отношению к вам нет никакой жалости.
— Но я же говорю, что никогда не знал вас! — пальцы Вальтера вцепились в край стола.
— Вы и сейчас утверждаете, что никогда не знали меня? Сделать такое и забыть?! — Голос незнакомца стал каким-то скулящим, будто ему было очень жалко самого себя. — Вы забыли Вильяма Стейнсфорта?
— Вильяма Стейнсфорта?!
— Его самого. Забыли своего козла отпущения? Вы излили на меня все презрение к собственной личности. Какую же сладкую радость вы, должно быть, испытывали, сочиняя про меня все эти мерзости. Но, если говорить откровенно, каких действий сейчас один B.C. может ожидать от другого, в данном случае — от его литературного персонажа?
— Я… я не знаю, — выдавил из себя Вальтер.
— Не знаете? — ухмыльнулся Стейнсфорт. — А должны бы знать. Ведь вы же стали мне чуть ли не нареченным отцом. А что бы стал делать настоящий Вильям Стейнсфорт, если бы он встретил где-нибудь в тихом местечке своего старого папашу — того самого, который отправил его на виселицу?
Пристальный взгляд — вот все, на что хватило сил у Вальтера.
— Нет, вы отлично знаете, что бы я сделал. Не хуже меня знаете, — продолжал Стейнсфорт.
Неожиданно выражение его лица изменилось, и он резко проговорил:
— Хотя, впрочем, откуда вам знать? Вы же никогда по-настоящему не понимали меня. А я не такой уж черный, как вы меня изобразили.
Он сделал паузу, и в груди Вальтера затлела искорка надежды.
— Вы никогда, ни разу не давали мне ни малейшего шанса, ведь так? А вот я дам вам — один-единственный, но все же шанс. Просто чтобы доказать, что вы никогда не понимали меня. Ведь это так?
Вальтер кивнул.
— И вы еще кое-что забыли.
— Что именно?
— То, что когда-то я был ребенком, — ответил бывший полицейский.
Вальтер молчал.
— Значит, признаете это? — угрюмо спросил Вильям Стейнсфорт. — Так вот, если вы назовете хотя бы одну добродетель, которую пусть даже подсознательно ощущали во мне, хотя бы одну добрую мысль, которая, по вашему мнению, теплилась во мне, одну-единственную искупающую благодать характера…
— Да… и что тогда? — голос Вальтера дрожал.
— Тогда я отпущу вас.
— А если я не смогу? — прошептал писатель.