— Ты уверена, что он придет в состояние?
— Я ручаюсь…
— Нет, это невозможно, он все слышит, это действует мне на нервы. Сделай же что-нибудь.
Женский голос не ответил, но Пауль ощутил, как движется вниз во мраке. Пространство под ним раздалось, раскрылся странный сумеречный свет. Пауль увидел забетонированную площадку. Стеснившись, блеяли овцы и козы. Подъезжали темные грузовики. С грузовика спускали деревянную пологую дорожку. Рослый черный козел с бубенцами на шее поднимался первым, за ним, толкаясь, устремлялись овцы и козы из стада. Затем козла незаметно спускали вниз, по такой же дорожке, открывавшейся у другого борта. Грузовики отъехали. На площадке появились высокие волки, двигавшиеся по-человечьи на задних ногах. Козел тоже поднялся на задние ноги. Волки начали гоняться за ним. Он убегал от них. Все это происходило в молчании. Козел убежал, волки — за ним, площадка опустела. Пауль увидел себя обнаженным, стоящим на этой площадке. Это было неприятно. Но тут же пришло в голову, что он явно играет здесь роль козла, а не волка. Ему почему-то сделалось смешно. Он рассмеялся громко. Чернота сгустилась. Все исчезло. Он перестал сознавать себя.
Глава восьмая
Утро
Солнце ярко било в глаза. Оранжевая шелковая занавеска была отдернута. В комнате было тепло тем особенным теплом, какое бывает, когда на улице холодно, когда уже зима, городская малоснежная зима, а в комнате тепло. Тепло исходило от высокой металлической печи. Вчера он даже не заметил ее. А сегодня Регина уже успела затопить ее.
— Привет любителям утренней спячки! — она стояла у печи, раскрасневшаяся, одетая. Должно быть, уже успела побывать на улице. Пауль увидел на столе хлеб, молоко, масло.
О ночных видениях не хотелось и думать. Сейчас он воспринимал их как обычную игру воображения. Он рывком отбросил одеяло, вскочил обнаженный, привлек ее на постель.
— Нет, нет, не теперь, — смеялась она.
— Теперь, теперь, — шептал он.
Пока она надевала снова трусики, застегивала резинки пояса, оправляла чулки и юбку; он тоже почти оделся. Умывшись в крохотной прихожей, где кроме примуса, оказалось, помещался еще и рукомойник с тазом; Пауль вернулся в комнату и сел к столу.
— Тебе нужна квартира, — заметил он с набитым ртом.
— Господин король желает предоставить мне одну из своих резиденций?
«Господин король»! Пауль невольно вздрогнул. Впрочем, а вдруг она знает его стихи и, соответственно, его псевдоним — «Кениг»? Он посмотрел на нее и осторожно спросил:
— Почему «господин король»?
Она беспечно рассмеялась.
— А! Если я Регина — королева, значит, ты можешь быть моим королем!
И вправду, такое шутливое соответствие само напрашивалось. Пауль ничего не ответил и сосредоточенно жевал хлеб с маслом. Зачем он сказал эту глупость о квартире? Разве он может предложить ей нечто подобное? Незачем было говорить! Но еще и еще раз — странно — такая удивительная женщина — в такой дыре!
После завтрака она заспешила. Но в этой поспешности не было никакого желания выпроводить его. Должно быть, она опаздывает на службу.
— Торопишься в контору? — спросил он. И тотчас мысленно выругал себя за бестактность.
Девушка покраснела и быстро кивнула.
— Да, — теперь она снова стала робкой и скромной. — Мне надо бежать, — она осеклась. — Я провожу тебя.
В прихожей Пауль торопливо натянул пальто. Она шла впереди в накинутом на плечи пальтишке. Они спустились по деревянным ступенькам, вышли из подъезда. Девушка указала рукой под арку.
— Там уже улица.
Снова странность — вчера вечером ему показалось, что они шли долго, петляли, а сегодня путь оказался таким простым.
Но неужели все так и кончится? В конце концов сейчас он спросит, когда они встретятся вновь. Но спросить он не успел.
— Мы можем встретиться сегодня, — нерешительно предложила она.
Он обернулся, смеясь, подхватил ее под мышки и покружил.
— Ну пусти, пусти! — отбивалась она по-детски.
Пауль поставил ее на землю. Глаза ее блестели, и он знал, что так же блестят и его глаза.
— Сегодня вечером, — произнесла она.
Он закивал, держа ее ладони в своих пальцах.
— Где? Когда? — спросил он.
— На площади, возле оперного театра? — в голосе ее снова послышалась нерешительность. Кажется, она заволновалась.
— Ты любишь оперу? — невольно вырвалось у него.
— Да! — искренне ответила она.
— Тогда, тогда, — он махнул рукой. — Тогда сюрприз!
Она догадалась и обрадовалась. Но тут же спросила: