Перед ними стоял высокий худощавый, черноволосый и черноглазый юноша в простом переднике. Сразу было понятно, что это не оживший «ответчик», но живой человек, или, по крайней мере, дух живого человека.
Братья вежливо поклонились.
— Я Бата, — представился он, поклонившись им в ответ. — Вы уже знаете обо мне. Ждите. Господин примет вас.
С этими словами Бата подошел к стене и легко прошел сквозь нее.
Йенхаров присел на один из стульев.
— Садись, Сети. Может быть, придется долго ждать. Но как приятно видеть лицо обыкновенного человека и слышать живой голос, который произносит обыкновенные слова.
— Ну, не совсем обыкновенного и не совсем человека, — Сет Хамвес опустился на стул рядом с братом, сидеть было удобно, мягко. — Ведь с нами говорил дух некоего Баты, жившего тысячу лет тому назад. Ну да, где-то столько.
— А знаешь, я уже привык к тому, что мы общаемся с духами, и ко всем этим чудесам.
Сет Хамвес улыбнулся, затем вдруг попросил брата:
— Сыграй. Почему-то захотелось услышать твою флейту.
Йенхаров сыграл одну мелодию, но когда начал другую, послышались какие-то шорохи, шумы. Юноша отнял флейту от губ. Братья насторожились, чутко прислушиваясь. За стеной двигались и говорили. Женский голос долетал очень смутно, едва угадывался, не голос — тень голоса. Мужской голос делался все яснее. Приятный голос совсем молодого человека.
— Нет, ты не умеешь петь, — произнес этот голос, немного насмешливо, но в то же время с большой нежностью и мягкостью.
Сету почудилось, что женщина в ответ рассмеялась. Кажется, она тоже была очень молода.
Зазвучала арфа и приятный мужской голос запел стих из Книги мертвых:
Женский юный голос что-то быстро проговорил. Мужской запел новую песню, которая показалась Сету грустной и трогательной:
Песня смолкла. Снова женский голос что-то проговорил, быстро и горячо.
Глава двадцать восьмая
Марйеб
Братья снова не успели заметить, как же это произошло. Но прямо перед ними, чуть подаваясь вперед, стоял юноша, по виду ровесник Сету Хамвесу. Он шел босиком. Пышно-складчатая набедренная повязка сделана была из тонкой ткани ослепительной белизны. На плечи опускался воротник из золотых пластин, украшенный эмалевыми изображениями коршунов. Несколько ожерелий из голубых драгоценных камней сверкали на груди. Запястья, предплечья и лодыжки были охвачены золотыми браслетами.
Когда юноша делал какое-нибудь движение или жест, золото и драгоценные бусины чуть звенели, и перезвон этот казался легким и немного детским. Ничего величественного или пугающего не чувствовалось в этом молодом человеке. Подвижные черты его лица то и дело складывались в нарочито комическую гримасу, и тогда трудно было сдержать дружелюбную улыбку, глядя на него. Он немного походил на старого жреца и… еще на кого-то. Сет Хамвес покраснел. Наверное, мать юноши была родом из тех же мест, что и мать Ренси. Кожа у него светлая, коротко остриженные, но все равно пышные темно-коричневые волосы чуть вьются. Чуть заостренный нос заставляет вспомнить статуэтки божка Бэса, охранителя от злых сил, немного смешного на вид. Глаза под темными изогнутыми тонкими бровями широко раскрыты. Зеленоватые переливчатые зрачки с темными каплями райков посередке, словно бы окаймлены тонкими и слегка желтоватыми колечками. Губы совсем детские, выпуклые и темно-розовые…
Сознание Пауля внезапно, будто от резкого толчка, заработало сильно и странно. Он ощутил какую-то сильную приязнь, какую-то неловкую нежность к этому юноше. Новое, прежде незнакомое чувство. Он быстро осознал, что юноша чем-то похож на него, на Пауля Гольдштайна. Но Пауль не обладал такими подвижными чертами лица, никогда, даже в детстве, не корчил таких комических гримас, и даже самые злые недруги не находили в его внешности ничего смешного. А в этом юноше было что-то мило-смешное, входившее в забавный контраст с его нарядной набедренной повязкой и яркими блестящими украшениями. И вдруг Пауль совершенно ясно… нет, не понял, а ощутил, что таким будет его сын. То есть, разумеется, не в такой одежде, но таким. И еще… Пауль знал в этот момент, что никогда не увидит своего сына и потому надо всматриваться в этого юношу, в каждую его черту, движение, жест. Все эти новые ощущения захватили, закружили Пауля, убыстрились, слились во что-то неразборчивое… И вот уже вновь сознание Пауля снова стало сознанием Сета Хамвеса… Впрочем, Пауль еще успел подумать о том, что никогда ведь не хотел иметь детей, жениться, любая семья виделась ему затхлой и скучной, похожей на семью его родителей, где он вырос… И вот… Но Сет Хамвес уже поднялся навстречу вошедшему, то есть вернее, внезапно появившемуся юноше…