Однако не прошло и года, как стало заметно, что собака досаждает и Филиппу. Однажды, вернувшись с прогулки, он сказал, что Геката вырвалась и убежала. Он долго звал ее, но она не вернулась. Ее не нашли и на следующий день. Странно, но никто не видел, не встречал эту большую приметную собаку. Она исчезла, как в воду канула.
Через два месяца, окончательно уверившись, Мария сказала Филиппу о своей беременности. Отношения между супругами снова стали прежними — добрыми и доверительными. Они с радостью ждали второго ребенка. Все осталось по-прежнему и после рождения дочери. Однажды Филипп смущенно признался жене, что появление собаки совпало с каким-то нервным расстройством, которым он страдал некоторое время. Кажется, это расстройство сопровождалось галлюцинациями.
Но Мария скрыла от Габриэль подробности этого признания Филиппа. А может быть, Габриэль просто не решилась их записать.
Поль снова отложил дневник и задумался. Должен ли он сказать Анне правду? И что такое в данном случае правда? И как нужно трактовать галлюцинации? Как истинное происшествие? И, в сущности, что доказывают записи Габриэль? Только то, что его дед страдал одно время галлюцинациями так же, как и он. Впрочем, у него это был лишь эпизод, у деда же, кажется, галлюцинации были продолжительными.
Габриэль спала в другой половине дома вместе с няней и маленьким сыном супругов Л. Но однажды она записала, что ночью до них доносился странный и сильный шум, она и няня, обе проснулись. Это было, когда в доме еще жила Геката. Вероятно, шумела собака, и супруги успокаивали ее.
После рождения дочери Филипп начал проявлять признаки религиозности. Посещал церковь вместе с женой. Исповедовался.
Постепенно странная история с собакой забылась. Дети росли здоровыми. Семейство Л. жило спокойной, несколько замкнутой жизнью.
Однажды, войдя в комнату девочки, Габриэль увидела, что малышка сняла нательный крестик и бросила его на ковер.
— Зачем ты это сделала, голубка? — спросила Габриэль.
— Мне от него душно! И он мне не нравится! — ответил ребенок.
Габриэль рассказала об этом Марии. Вдвоем они попытались уговорить девочку надеть крестик.
— Вот посмотри, я сама тебе надену! — ласково приговаривала Мария, надевая девочке на шейку мягкий шнурок.
Но ребенок схватился обеими ручками за шейку, появились все признаки настоящего удушья, личико посинело. Перепуганная мать поспешила снять крестик. Малышка мгновенно успокоилась. Расстроенная Мария не решилась надеть дочери крестик.
С того дня Мария стала задумчива, стала менее откровенной с Габриэль.
Как-то раз за обедом, когда Филипп похвалил какое-то кушанье, Мария спросила его, помнит ли он парное козье молоко, маслины, пилав с бараниной, которыми кормили его в доме ее брата Костандиса.
— Ну как же я могу все это забыть! — улыбнулся Филипп.
— Я чувствую себя виноватой. Я должна была писать брату.
— Но, Мария, ведь и Костандис не послал тебе ни одного письма, хотя я оставил ему наш адрес в Париже.
— А почему бы нам не написать Костандису вновь? — предложила Мария.
Письмо было написано и отослано. Однако Костандис не отвечал. Возможно, он не считал нужным возобновить отношения с сестрой. Может быть, чувствовал какую-то обиду на нее. Наконец-то пришло письмо, и все прояснилось.
Костандис не мог бы написать сестре, даже если бы очень того пожелал. Ведь спустя несколько дней после ее отъезда его нашли мертвым. Он утонул в реке. Должно быть, во время купания в холодной воде горной реки у него сделались судороги. Так во всяком случае объясняли его гибель дальние родственники, приславшие ответ на письмо Марии. Тело Костандиса увлекло течением, и нашли его лишь несколько дней спустя, у старого кладбища, там, где течение замедляется.
Марию огорчила смерть брата. Теперь она вспоминала, что он не был таким уж плохим. Когда она была совсем маленькой девочкой, он искренне любил ее. И он хотел дать ей приданое. Она сама отказалась. Родственники писали, что оставшееся после Костандиса имущество они поделили поровну, а Мария ведь когда-то сама отказалась от своей доли. Между прочим, сообщалось, что свою долю взяли и родители Эвдокии, жены Костандиса.