По вечерам господин Омар иногда спускался в нашу с Айшой каюту. Он садился на подушку, делался задумчив, затем брал длинную флейту и начинал играть. Играл он все печальные мелодии. Негритянка сидела напротив него, держа меня на своих толстых, обтянутых пестрой тканью платья коленях, и одной рукой прижимая к груди. Другой рукой она смахивала слезы. Слезинки у нее были такие же круглые, как ее лицо. За время путешествия с моим стариком я кое-что видела и узнала. Объятия, поспешные поцелуи, небрежно поднятые подолы юбок; мужчина и женщина, припавшие к стене и трясущиеся, как двухголовое чудовище. Все это казалось мне гадким. Я твердо решила, что со мной никогда не случится ничего такого. Мне почему-то очень не хотелось, чтобы это проделывали Айша и капитан. Однажды я спросила мою няньку напрямик:
— Почему господин Омар никогда не целует тебя?
Заливисто расхохотавшись добродушным смехом, она легонько шлепнула меня.
— Ах ты, круглая заднюшка! Знала бы ты, на чьем корабле ты плывешь! Дом у господина Омара — настоящий дворец! У господина Омара — четыре жены, одна красивее другой, и у каждой — свои покои! Что ему бедная негритянка!
— А тогда зачем ты с ним плывешь?
— Разве не видишь? Я готовлю ему кушанье и стираю белье. Да я ведь уже стара, девочка милая, прошла моя молодость!
Слова негритянки о красивых женах господина Омара дали моим мыслям новое направление. Мне очень захотелось задать моей няньке один вопрос, но я стеснялась. Затем все же почувствовала, что она существо низшее и потому не надо ее стесняться.
— Айша! — решилась я. — А я тоже буду женой господина Омара, когда мы приплывем?
Она засмеялась.
— А ты хочешь?
— Не знаю, — я потупилась. — Только ты никому не говори, а то я убью тебя! — странно, как это у меня вырвалось.
И негритянка перестала смеяться и почтительно ответила:
— Никому не скажу, маленькая госпожа, никому!
Мне нравилось видеть капитана, но видеть его подолгу я не хотела. Каждый раз, когда я его видела, мне делалось как-то мучительно, как будто я переставала быть свободной. Мне еще и восьми лет не минуло, а любовь мужчины и женщины я мыслила как нечто грязное и тягостное. Я еще не знала, что любовь может доставлять радость.
Мы плыли в открытом морс. Солнце светило ярко и мягко грело. Голубые волны качали корабль, голубое светлое небо поднялось высоко и было веселым. Айша говорила, что это я даю всем хорошую погоду и счастливое плавание. Мне такие речи были приятны.
Глава 14
Романо, молодой начальник стражи, прервал свой рассказ.
— Когда прекрасная Кларинда повествовала своим милым голосом о морском путешествии, я еще не ведал, что и мне вскоре придется отправиться в открытое море при обстоятельствах довольно неприятных, и плавание мое будет странным образом напоминать плавание Кларинды!
— Эта история все больше занимает меня! — заметил Жигмонт. — И судьба красавицы, такой необычной, меня даже тревожит! Но как занятно: мы сидим на ступеньке лестницы, ведущей в башенную тюрьму! Ведь ты, мой добрый Романо (позволь мне так называть тебя!), должен отвести меня в тюрьму! Так веди же! Надеюсь, в камере найдется охапка соломы! И ты продолжишь свой занимательный рассказ в покое и уюте!
Романо засмеялся.
— Я узнал вашу смешливость! Я ведь помню, она никогда не изменяла Вам! — сказал он.
— Тем лучше! Итак, веди меня в мою темницу. И охраняй!
Они пошли по лестнице, а когда подошли к темной двери, Романо вынул ключ и отпер ее.
Жигмонт поставил на пол фонарь. Обстановка в его камере оказалась более, чем скромной! Но охапка соломы действительно нашлась. Жигмонт с удовольствием растянулся на этом убогом ложе и закинул руки за голову.
— Садись и продолжай рассказывать! — кивнул он юному начальнику стражи.
Романо сел рядом.
— Боже! Что я делаю?
— Охраняешь меня! — Жигмонт улыбнулся.
— Да, я стал тюремщиком человека, который в свое время спас меня! Я должен помочь вам бежать!
— Что за горячка! Ни в коем случае не должен! Немедленно поймут, что именно ты помог мне бежать! И тебя казнят! Только и всего! Я совершенно не помню, как и когда я тебя спас! Но я вовсе не желаю теперь губить тебя! Рассказывай! Мне нравится вживаться в чужую жизнь! Я просто должен время от времени вживаться в чужую жизнь, отвлекаясь от своей собственной!