Она говорила таким тоном, будто я только что в ответ на ее увещевания наконец-то согласилась выйти замуж! Мне стало неловко. Как глупо я все придумала! Вдруг, ни с того, ни с сего — тоскую без песен! Прежде я не тосковала! Ах, все равно! Лишь бы увидеть его! Я повернулась к негритянке спиной и сделала вид, будто усердно разбираю книги. Неужели она догадалась? Пусть! Лишь бы увидеть его!
Мне казалось, что все стихи говорят о нем, о моей любви к нему! Порою мне казалось, что и он любит меня! А разве это невозможно? Разве я нехороша собой? А вдруг и он видел меня и полюбил?
Миновало два томительных дня. Мне они показались годами! Айша ничего не говорила. Меня начало терзать раздражение. Неужели она забыла? Этого не может быть! Или она просто сочла мою просьбу очередной ребяческой причудой, не стоящей внимания?!
На третий день утром Айша расчесывала мои длинные волосы. Кажется, мое раздражение достигло предела. Гребень на мгновение запутался в пышных прядях и причинил мне слабую боль. Этого оказалось достаточно! Я зарыдала.
— Мне больно! Ты видишь, мне больно!
Я уже не владела собой. Я резко обернулась и с силой ударила старуху прямо в грудь.
Тотчас мне сделалось стыдно. С распущенными волосами я выбежала в сад, добежала до фонтана, опустила руки в воду, потом прижала к пылающим щекам мокрые ладони.
Зачем? Зачем все это случилось? Я ударила беззащитную старуху! Как же теперь я, загрязненная этим поступком, смогу думать о том юноше, таком прекрасном и чистом?! О, я никогда, никогда не посмела бы ударить госпожу Мюннере! От нее я буду таить свое раздражение! А старую няньку, которая обещала мне помочь, я ударила! Сдержит ли она теперь свое обещание? О боже! О чем я думаю, вместо того, чтобы раскаиваться!
Айша с гребнем в руке, запыхавшись, подбежала ко мне.
— Давай же я расчешу твои волосы! Ведь сегодня вечером…
Я тотчас все поняла. Я кинулась обнимать и целовать негритянку. Она в ответ обнимала и целовала меня. Кажется, мы обе плакали.
— Потерпи, девочка моя! Впереди еще целый день! Нельзя, чтобы госпожа Мюннере заметила…
Весь день я была рассеянна, не слышала обращенных ко мне вопросов, улыбалась невпопад. Госпожа Мюннере спросила, не больна ли я. Я отвечала, что, наверное, простудилась в саду, у меня головокружение, я бы хотела, если можно, несколько дней провести в постели. И — о радость! — она позволила! Отпустила меня!
Я пошла в свою комнату и действительно легла в постель. В постели приятнее было мечтать! Отпустив на волю воображение, я видела, как мы, я и он, вместе сидим у фонтана, беседуем, он улыбается мне своей чудесной улыбкой, он любит меня! Но тут я вспоминаю о том, что ничего этого быть не может! Он не увидит меня, ведь никто не должен видеть меня, я тайком иду на праздник! Может быть, я и не увижу его! Может быть, он вовсе не из нашего дома! Нет, этого не может быть! А если и он ищет меня? Если он догадается… И я снова предавалась сладким мечтам…
Айша едва уговорила меня поесть. Мне почему-то казалось, что совершая такое обыденное действие, как принятие пищи, я предаю свою любовь! Я тщательно оделась.
И вот переходами, долгими коридорами, отпирая и запирая двери, негритянка повела меня на домашний праздник.
Мы вошли в маленькую и узкую, неосвещенную галерею. Айша велела мне спрятаться за колонну, и сама притулилась рядом.
На нижних галереях, под нами, сидели нарядные, щебечущие женщины и девушки, прикрывая лица дорогими нарядными покрывалами. Во дворе, на деревянном возвышении, устланном коврами, сели мужчины. Они тоже были нарядно одеты. Они играли на разных музыкальных инструментах и пели. Я узнала господина Омара с его длинной флейтой. А рядом с ним… я увидела моего незнакомца! И я сразу поняла, кто он! Единственный в мире, он был все же похож на своего отца, обыкновенного человека, и даже очень похож!
Юноша поднялся и запел. Он пел о любви! Мне стало так больно! Я почувствовала, что сейчас зарыдаю в голос!
— Уведи меня, Айша! Уведи! — шепотом молила я сквозь слезы.
Снова мы прошли кружным путем в покои госпожи Мюннере, где царила ночная тишь. Я поспешно легла в постель, приказав Айше оставить меня. Слезы утомили меня, я уснула.
А когда открыла глаза, комната уже купалась в солнечном свете, и на краю моей постели сидела верная Айша!
— Девочка моя дорогая, помнишь я тебе рассказывала, что у господина Омара от его первой жены, от той, что рано умерла, остался сын?