Пушкин и Всеволожский были приятелями. Они познакомились на «чердаке» у Шаховского и понравились друг другу. Пушкин входил в известность, а это множило число его приятелей, которым было лестно упомянуть при случае о своем знакомстве с ним, прочитать его новые эпиграммы, пересказать его остроты.
Такие приятели после двух-трех встреч и двух-трех бокалов шампанского уже говорили ему «ты», зазывали к себе и просили его стихов. «Минутной младости минутные друзья…» По словам Пушкина, Всеволожский был лучшим из них.
Молодой родовитый богач, щедро осыпанный всеми милостями фортуны, Всеволожский вел привольную жизнь, деля свое время между всяческими удовольствиями. В доме на Екатерингофском, который снимал его отец, ему была предоставлена роскошная квартира. И здесь задавались пиры, рекой лилось шампанское и в обществе актеров и актрис напропалую веселилась и повесничала молодежь. Собирались по субботам, в день, когда не было спектаклей.
О пиршествах у Всеволожского знал весь Петербург. Но почти никто не знал, что в этом же доме бывают и другие сборища.
Раз в две недели слуга Никиты Всеволожского — скуластый мальчик-калмык — впускал в его квартиру гостей с бумагами и книгами. Негромко разговаривая, они проходили в одну из зал, где с потолка свешивалась лампа зеленого цвета, и там рассаживались у круглого стола.
Это собирались члены общества «Зеленая лампа». Те, кто носил кольцо с изображением светильника, кто дал клятву хранить тайну собраний.
Их общество было негласным. О нем не знало правительство. Они обходили закон, который предписывал всякому обществу, прежде чем собираться, испрашивать разрешение у властей. А они не испрашивали, потому что хотели свободы. Они хотели говорить, не боясь соглядатаев. Говорить обо всем.
Так писал об их беседах Пушкин.
У них была причина таиться. Невинное название «Зеленая лампа» имело скрытый смысл. Лампа обозначала свет, в противоположность тьме, мракобесию. Зеленый цвет считался цветом надежды. Их девиз гласил: «Свет и надежда».
На что же они надеялись, эти молодые конспираторы?
В конце декабря 1819 года на тринадцатом заседании «Зеленой лампы» член общества Александр Улыбышев читал свое сочинение. Это был тот самый Улыбышев, который написал «Разговор Бонапарта с английским путешественником».
На этот раз его рукопись называлась «Сон».
Начал он шутливо. Из всех видов суеверия, пожалуй, самое безобидное — толкование снов. В снах действительно есть что-то пророческое, обнадеживающее. Так, например, тщеславному снится, что его наградили орденом, несчастно влюбленному — что возлюбленная к нему благосклонна. Но сны питают не только эгоистические страсти. Патриот, друг человечества, может увидеть во сне воплощение своей мечты.
«Таков был мой сон в прошлую ночь; он настолько согласуется с желаниями и мечтами моих сотоварищей по „Зеленой лампе“, что я не могу не поделиться с ними».
Так закончил Улыбышев свое вступление и изысканно поклонился в сторону присутствующих. Он сделал паузу. Все уселись поудобнее и приготовились слушать, заинтригованные столь многообещающим началом, а Улыбышев продолжал: «Мне казалось, что я среди петербургских улиц, но все до того изменилось, что мне было трудно узнать их».
Это было путешествие по будущему Петербургу. Петербург через триста лет. Улыбышев вел слушателей за собой, как Вергилий вел Данте, но вокруг был не ад, а рай.
Город изменился до неузнаваемости. Из гвардейского солдата он превратился в ученого и художника. Исчезли бесчисленные казармы. Их место заняли академии, школы, библиотеки. Изменили свое назначение и царские дворцы. На Михайловском замке горела золотом надпись: «Дворец Государственного собрания». А Аничков дворец превратился в Русский Пантеон. Сквозь его огромные окна можно было разглядеть бюсты и статуи тех, кто прославился своими талантами или заслугами перед отечеством.
«Я тщетно искал, — как бы вскользь заметил Улыбышев, — изображение теперешнего владельца дворца».
Он имел в виду великого князя Николая Павловича, будущего царя Николая I.