Если же подозреваемые лица не нанимали слуг, а пользовались своими крепостными, и тут имелись лазейки.
Раздобыть бумаги Пушкина поручили сыщику Фогелю. «Фогель» по-немецки означает «птица», но это была не простая «птица». Для видимости и благопристойности надворный советник Фогель числился чиновником при департаменте полиции. На самом же деле это был тайный агент из наиболее опытных, который не раз выполнял важные поручения правительства. Он обладал всеми нужными качествами: хитростью, умом, образованностью. По-французски говорил, как француз, по-немецки — как немец. Он прославился своей фантастической ловкостью.
Однажды, накануне войны 1812 года, петербургской полиции стало известно, что в Россию из Франции к французскому послу скачет тайный агент с важными бумагами. Агента перехватили, арестовали, посадили в Шлиссельбургскую крепость. А бумаг не нашли. Искали, но тщетно. Тогда обратились к Фогелю. Он сказал, что есть надежда, и велел посадить себя в крепость, в камеру рядом с французом.
Фогель пробыл в крепости целых два месяца, до тех пор, пока не свел дружбы с французским агентом и не выведал его тайну. Тогда он велел себя выпустить, вернулся в Петербург, отправился в каретный сарай, где стояла коляска француза, приказал снять с нее правое заднее колесо и отодрать шину. Под шиной в углублении и были спрятаны бумаги.
Фогель действовал сам по себе, на свой страх и риск. Через малый срок он знал все о Пушкиных и об их дворовых людях. Баб и девок в расчет не брал: они глупы и бестолковы. А вот лакеи, камердинеры…
Днем, выбрав время, Фогель явился в дом Клокачева. Его впустил в квартиру Никита Козлов — немолодой дядька Пушкина.
— Что, твой барин дома? — спросил Фогель для видимости, хотя прекрасно знал, что никого дома нет.
— Никак нет-с. Ушли.
Поговорив о том о сем, Фогель будто невзначай попросил дать ему почитать бумаги Пушкина.
— Да ты не бойся, любезный. Я почитаю и верну.
Вынув пятьдесят рублей, Фогель протянул их Никите.
— А это тебе, возьми.
— Никак нет-с. Не возьму.
— Да ты бери… Я от души.
— Не возьму, не просите.
Фогель улещал, уговаривал. Он не привык к неудачам. Но Никита стоял на своем и твердил одно и то же:
— Не просите, не возьму.
Когда раздосадованный Фогель наконец убрался, Никита еще долго не мог успокоиться. Он был грамотен, неглуп и понимал, в чем дело: ишь что вздумали нехристи — купить бумаги Александра Сергеевича! А он чтобы продал, как Иуда… Продал своего питомца, которого вырастил, от которого худого не видал.
Никите припомнился случай. Он повздорил с камердинером молодого Корфа — того, что живет внизу. Так этот молодой Корф его, Никиту, прибил. Александр Сергеевич как услышал, даже в лице изменился. Закричал: «Как он смеет! Подлец! Я его проучу». И, не долго думая, вызвал Корфа на дуэль.
Никита не рад был, что пожаловался. Дуэль, к счастью, разошлась. Корф струсил. Написал: мол, так и так, я драться не намерен.
В этот вечер Никита не ложился допоздна — дожидался Александра Сергеевича. Когда впускал его в квартиру, тут же в прихожей рассказал про странного посетителя, про бумаги и про пятьдесят рублей.
Пушкин ничего не сказал, только попросил огня. Он ушел в свою комнату и лег на рассвете.
«Это не исправляет дела»
На следующее утро Пушкина вызвали к петербургскому генерал-губернатору графу Милорадовичу.
Пушкин понял, что правительство, которое он так дерзко обличал, не дремало и лишь притворялось спящим. Теперь оно обратило к нему свой недремлющий взор. Что ждет его? Он жаждал явной кары как восстановления чести. Но если действительно Сибирь… Не слишком ли высокая цена, чтобы оправдать себя в мнении общества? А что может быть Сибирь, он не сомневался. Он знал историю. Российские монархи не церемонятся с неугодными писателями. Если бы не смена царствования, Новиков погиб бы в каземате, Радищев в Сибири, куда их загнала «просвещенная» Екатерина.
Очутиться в Сибири и ждать смены царей… Перспектива неутешительная. Александр I не стар, и могут пройти десятилетия, пока он наконец отправится к праотцам.
Но как поступить? Пожалуй, прежде чем идти к генерал-губернатору, следует посоветоваться с его адъютантом.
Адъютантом Милорадовича был полковник Федор Николаевич Глинка. Тот самый поэт Федор Глинка, который бывал вместе с Пушкиным в зале с зеленой лампой у Никиты Всеволожского.