Товарищи допытывались: кто такой Арист, его друг-стихотворец, которого он уговаривает не писать стихов, не вступать на трудный путь поэта? Кюхельбекер? Возможно, что и он. Да и не он один, а все, кто лезет на Парнас за лаврами, забыв, что там растет и крапива.
Писать хорошие стихи непросто.
Пусть даже Аристу — его другу-стихотворцу удастся стать писателем. Что ждет его? Богатство, слава, жизнь спокойная и приятная? Нимало.
Ариста не убеждают эти доводы. Он резонно замечает, что странно отговаривать от писания стихов при помощи тех же стихов.
Тогда автор рассказывает ему притчу про деревенского старика священника:
Таков был шутливый ответ другу-стихотворцу. Пушкин не оправдывал себя, но другим советовал ему не подражать. А сам он не мог поступить иначе.
В том же 1814 году в журнале «Вестник Европы» были напечатаны одно за другим четыре его стихотворения.
Смерть Малиновского
В те дни, когда «юные пловцы» пустились в большое плавание, произошло событие, надолго нарушившее размеренное течение лицейской жизни. В конце марта 1814 года, сорока восьми лет от роду, от «нервной горячки» неожиданно скончался Василий Федорович Малиновский.
Воспитанники давно заметили, что был он задумчив, грустен. Но им было невдомек, какие невзгоды одолевали его. Невзгод было много. Василия Федоровича буквально потрясла внезапная опала и отставка Сперанского. Он не мог привыкнуть к мысли, что столь почитаемый им Сперанский, на реформы которого возлагал он великие надежды, отстранен от дел и выслан из Петербурга.
Значит, преобразования и реформы, воспитание в Лицее государственных деятелей для обновленной России — все пустые мечты. А его собственные проекты, что вынашивал он годы, — уничтожение крепостнического рабства, всеобщий мир, создание «общего совета» всех стран для решения спорных международных вопросов — все осталось на бумаге. Его труды — «Рассуждение о мире и войне», «Записка об освобождении рабов» — пылятся на полках и никому не нужны.
Он был очень одинок: умерла жена. Всю свою душу он вкладывал в Лицей. А какова награда? Окрики. Вечные мелочные придирки самодура Разумовского.
Болел Малиновский не долго. Захворал 16 марта, а 23-го его не стало.
На другой день весь Лицей собрался возле умершего директора. Он лежал спокойный, бледный в своем лицейском мундире. Сослуживцы вынесли гроб, поставили на дроги. Дроги двинулись к заставе. Хоронить везли в Петербург на Большеохтинское кладбище.
Медленно выступал за гробом отряд драгун на одномастных лошадях, — все, что сделало начальство, чтобы придать хоть некоторую торжественность похоронам.
Провожали Малиновского в последний путь профессора, все служащие Лицея, и в сопровождении гувернеров и дядек шли за гробом воспитанники. На кладбище из воспитанников взяли только пятерых, в том числе и Александра Пушкина.
Похоронили Василия Федоровича рядом с его женой в их семейном склепе. Когда гроб опускали, а Иван Малиновский безутешно плакал над телом своего отца, Пушкин подошел к нему и взял его за руку. И перед могилой Василия Федоровича они поклялись в вечной дружбе.
Много лет спустя смертельно раненный на дуэли Пушкин, чувствуя приближение конца, сказал: «Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского, мне бы легче было умирать…».
Лицеисты горевали. Даже Горчаков, не отличавшийся излишней чувствительностью, написал дяде: «Я не говорю вам о большой потере, которую мы понесли, она вам, без сомнения, известна. Вы можете себе представить, сколь мы были опечалены. Но оставим это, не надо будить скорбных чувств, я чувствую, что слезы навертываются у меня на глазах помимо моей воли».