Изменились и обширные царскосельские сады. Им был придан вид приятной естественности. Теперь, выйдя из дворца, можно было любоваться не только правильными рядами парадных аллей, но и ручейками, лугами, пригорками, рощицами — природой натуральной и в то же время изящной. И здесь же возводили разнообразные строения, воздвигали обелиски, колонны — памятники славы.
Вот они, эти памятники…
Посредине озера, будто вырастая из самых вод его, появилась украшенная рострами — носами кораблей — розовая мраморная колонна. На вершине ее бронзовый российский орел. Он ломает когтями полумесяц — эмблему Турции. Колонну зовут Чесменской. В Чесменской бухте Эгейского моря российские военные корабли уничтожили в сражении многочисленный флот Турции.
О победах над Турцией говорит и Катульский обелиск, что стоит на лугу близ Большого дворца. И Морейская колонна. Надпись на ней кончается словами: «…крепость Наваринская сдалась Бригадиру Ганнибалу. Войск российских было числом шестьсот человек, кои не спрашивали многочислен ли неприятель, но где он. В плен турков взято шесть тысяч».
Бригадир Иван Абрамович Ганнибал — старший сын «арапа Петра Великого», Абрама Петровича Ганнибала, — приходился Александру Пушкину двоюродным дедом.
Пушкин знал, о чем писать. Он напишет оду «Воспоминания в Царском Селе». Начнет с прошедшего, памятники которого окружают его здесь, в садах Лицея, а закончит настоящим — подвигами российских воинов в недавней войне с Наполеоном Бонапартом.
И пусть Галич не думает, что героизм родного народа ничего не говорит его воображению и сердцу…
«Публичное испытание»
Двадцать второго декабря 1814 года к газете «Санкт-Петербургские ведомости» было приложено напечатанное на отдельном листке объявление. В нем говорилось: «Императорский Царскосельский лицей имеет честь уведомить, что 4 и 8 чисел будущего января месяца, от 10 часов утра до 3 пополудни, имеет быть в оном публичное испытание воспитанников первого приема, по случаю перевода их из младшего в старший возраст».
Такое объявление повторялось еще дважды: 25 и 29 декабря.
До публичных экзаменов оставались считанные дни, и воспитанники Лицея долгие часы проводили в «проходной» и «длинной». В этих двух больших комнатах третьего этажа, обычно стоя за конторками, готовили уроки. Теперь здесь под присмотром дежурного гувернера зубрили латынь и алгебру, повторяли историю, географию, логику и другие предметы.
Публичное испытание… Экзамены в присутствии многочисленной публики… При одной мысли об этом становилось страшновато. Даже самые беспечные что-то повторяли, учили.
Пушкина не столько тревожили экзамены, сколько волновало предстоящее чтение. Порой он досадовал, что послушал Галича, дал себя уговорить.
«Воспоминания в Царском Селе»… Стихи были написаны и переписаны набело. Он читал их друзьям. Все были в восторге. Всем нравилось и описание «Элизиума полнощного» — северного рая, царскосельского сада, и огромных чертогов, рвущихся к небесам, — Камероновой галереи, и озера, где «плещутся наяды», и Чесменской колонны, и Катульского обелиска…
А он был неспокоен, сумрачен, молчалив. Но делать нечего. «Назвался груздем — полезай в кузов», как говаривала няня.
4 января 1815 года публичное испытание в Лицее началось. В этот день экзаменовали по закону божьему, логике, географии, истории, немецкому языку и нравственным наукам.
Во второй день испытаний, 8 января, предстояло отвечать по латинскому языку, математике, физике и российскому языку. Тогда же должен был читать свое стихотворение воспитанник Пушкин.
Когда утром 8 января Пушкин с товарищами очутился в лицейском актовом зале, где за длинным столом, покрытым красной суконной скатертью, сидели экзаменаторы во главе с Разумовским, а поодаль в креслах разместилась приглашенная публика, ему невольно вспомнился день открытия Лицея. Каким большим и торжественным казался тогда зал, какой надменно-пугающей блестящая публика…