Рик сидит подле и молчит. Его разбудили с рассветом, заставили помыть полы, постирать одежду, почистить картошки и починить ветхий забор. Женщина, кинув ногу на ногу, качается в кресле-качалке и смотрит вдаль, покуривая табак, а его доля – кусок мяса в миске, поданной на брусчатый пол. За стол ему нельзя: животное должно знать свое место.
– Знаешь, я ведь о тебе ничего не знаю, – говорит девушка, тыча сигарой в пепельницу, усеянную никотиновым “прахом”. – Кто ты, чем дышишь… Так что валяй.
– Я раньше был космонавтом, – отвечает Рик, и воспоминания о прошлой жизни заставляют сердце сжаться.
– Даже не верится! Врешь, – по лицу Кноти расплывается гримаса неверия в виде некого подобия улыбки и насмешливого взгляда. – Там никого никогда не было и не будет. Только смерть доставляет в небеса.
– Я не шучу…
– Так тебе и поверю. И скажи, что на твоей планете все люди равны.
– Так и было. На Земле все имели более-менее схожие права.
– Земля? Так вы зовете свое светило? Откуда ты мог знать о таком слове… Оно известно только просвещенным людям. Такие планеты, как Земля, Меркурий, Марс, одноименная Венера – находятся в соседней Вселенной, но это всего лишь гипотеза о наличии жизни за пределами нашей системы. Да и лететь, добираться туда миллиарды лет.
– Миллиарды, – повторил Рик. – Чертова шлюха!
Разряд тока вдарил по его телу и долгое время не отпускал. Синтия сидела и любовалась живописными полями и лугами, раскинувшимися на долгие мили.
Делегация важных шишек осматривает космический корабль. Правительница с витиеватыми локонами ждет решения ученых Венеры, которые не торопятся с выводами, и если секрет пирамид, разбросанных по всему миру, отчасти раскрыт, то наличие неведомой металлической бандуры на неизученной стоянке людей прошлой цивилизации, ставшей музеем современности и находящемся на ремонте… одним словом, черти что творится.
– Откуда эта хрень? – спрашивает Долорес. Ее терпению нет предела.
– Это новое слово техники, – отвечает главный ученый и поправляет очки. – Но я не способна понять, как железная ересь способна вообще ходить по воздуху.
– С научной точки зрения сие невозможно, – поддакивает усатая помощница. – Но факт остается фактом – Рик Чейни прибыл с другого места.
– Откуда вы знаете, как его зовут? – гневается правительница. Три девушки с разным цветом волос напрягаются, готовые к любому приказу главной. – Я не сообщала.
– Ваше… Величество, – мямлит ученый, – нам сообщили ваши приближенные…
– Пора с этим покончить, – О’Брайен щелкает пальцем, и выстрелы пронзают научных сотрудников. Стоя перед блондинкой, брюнеткой и шатенкой, кивает им в знак благодарности и уходит обратно в лимузин, где ее ждет кожаное кресло и восхитительное игристое вино.
Почему же до нее с опозданием дошло, что нужно незамедлительно проверить слова Рика о своем прошлом! Да и никто не должен знать о пришельце, чьи дни все – равно сочтены…
5
Не стоило себя так вести с хозяйкой. Рик сидит у потухшего камина и размышляет о жизни. Со спальни доносится храп Синтии, способный вывести из разумного состояния любого человека.
Получается, он обязан провести остаток своей жизни на Богом забытой планете, где власть сконцентрирована в руках феминисток, а мужчины по иерархии находятся на ступени ниже домашних питомцев… Зачем ему вообще жить?
Порой в голове мелькают мысли о побеге, однако ему некуда бежать. Вся земля кишит женщинами, а в лесах полно прочей опасности и сказывается нехватка ресурсов. Остается только смириться и подчиняться господам, как делали рабы на его планете до начала всеобщего равноправия.
Тишину ночи нарушает мотор приближающихся машин, и Рик вздрагивает. Он приподнимается к окну и видит грузовики. Выходят три знакомые ему вершительницы судеб и шагают к поместью, у каждой автомат в руках. Ясно, что у них намерения не самые добрые…
– О, черт! – матерится Чейни, готовый улизнуть прочь, но удерживаемый на месте. Куда ему бежать-то? Поймают ведь в любом случае! Доносится топот у входной двери.
Как трусливая собака, поджав хвост, он проскальзывает в комнату к своей хозяйке и сворачивается калачиком у той под одеялом. Синтия, ощущая чужое присутствие в своей постели, открывает глаза и устремляет их на своего измученного раба.
– Прошу, – только и произносит слуга, в его выражении лица читается благоговение и уверенность в ее защите. С коридора доносится топот армейских сапог.
– Прячься под кровать! – шепчет Кноти, доставая из-под подушки огнестрел. – Раз пришли ко мне в поместье, значит, все очень плохо. Не позволю, никому тревожить мой уют!