Красная пелерина и знамя из красной скатерти
После смерти Мириам, матери Юлии, Горвицы переселились со второго этажа на третий, в восьмикомнатную квартиру Клейнманов. Она была гораздо больше и значительно комфортабельнее, но ее пышная роскошь, на манер нынешних новобогатых поляков, сильно отличалась от той эстетики, которая окружала семью раньше. Вместо уютной игровой был настоящий салон, обставленный мебелью, обитой темно-малиновой дамастовой тканью, из черного эбенового дерева с позолотой. Гостиную составляли зеркала и колонны, а на колоннах покоились подсвечники из позолоченной бронзы. На окнах такие же амарантовые портьеры с золотыми кистями, на дорогих коврах изящно изгибающиеся жардиньерки и пальмы в огромных кадках.
Уже не было на входных дверях таблички с готической надписью «Густав Горвиц — д-р философии». К счастью, наверх перенесли вещи, напоминавшие о нем: портрет венского раввина в черной раме, библиотеку любимых книг и ясеневую мебель в стиле бидермейер, родом из Вены. На одной из стен гостиной висело последнее приобретение — огромный портрет молодой дамы, написанный в ярко выраженной сецесийной — рубежа веков — манере. На золотистом фоне проступала женская фигура в натуральный рост, в тонах багрового, красного и черного. Главный элемент костюма составляла красная пелерина, ниспадающая до полу, слегка распахнутая, чтобы был виден черный шелк подкладки. На голове дамы красовалась черная шляпа с причудливо изогнутыми полями и черными лентами из атласа. Из-под шляпы выглядывало молодое лицо, выбивалась копна светлых пушистых волос. Портрет был вставлен в зеленую раму, подчеркивающую интенсивность цвета золота, красного и черного. Позировала моя будущая бабушка.
Этот элегантный, несколько экстравагантный костюм был приобретен в лучшем магазине мод Брюсселя. С тех пор как материальное положение заметно улучшилось, мать, беспокоясь о будущем Янины, не жалела средств на ее туалеты. Она отказалась от попыток уговорить младшую дочку Камиллу выезжать в свет, но по-прежнему не теряла надежды удачно высватать старшую. Ведь время подпирало.
Летом 1898 года обе поехали в Остенде — бельгийский курорт на море, весьма в те годы престижный. По дороге задержались на несколько дней в Брюсселе, чтобы приобрести соответствующую одежду для молодой девушки. Были куплены летние костюмы из белого пике и голубого полотна, соломенные шляпы, а также купальник из синей толстой шерсти, состоящий из панталон по щиколотку и блузки с матросским воротником и рукавами до локтей. Недопустимо появиться в таком костюме перед мужчинами, поэтому, для того чтобы искупаться, нанималась конная повозка с крытым верхом, он защищал от любопытных глаз. В ней же и переодевались, возница подхлестывал коня, — повозка въезжала прямо в море. Лишь теперь можно погрузиться в воду. Выкупавшись, дамы вновь забирались в повозку, надевались корсеты, панталоны, сорочки, кофты, юбки, жакеты, перчатки и шляпы с вуалью. Только в этом виде можно было показаться на пляже.
Однажды какой-то француз попробовал, было, сфотографировать мою будущую бабку во время купанья. За нарушение правил приличия его строго отчитал случайный свидетель столь непристойного поведения.
В числе закупленной в Брюсселе роскоши была и эта красная пелерина. Не думаю, чтобы будущая моя бабушка завоевала ею Остенде, однако, вернувшись из поездки, на улицах Варшавы она, наверное, фурор производила. На нее оглядывались, спрашивали адрес магазина, где одевается, а после одного из концертов, что давались по средам в Музыкальном обществе, известный портретист Леон Кауфман попросил через общего знакомого — подобного рода вещи просто так не делались — позировать ему именно в этом оригинальном наряде.
Согласие зависело от Юлии, которая, к счастью не сопротивлялась. Разумеется, молодая девушка не могла бывать в ателье художника одна. Ее сопровождала подружка, Нюся Нэлькенбаум — вроде «компаньонки». Художник был тогда в Варшаве личностью весьма известной. «Он такой очаровательный, с талантом, хорош собой, жизнь его — сама свобода», — писала в своих дневниках молодая Зофья Налковская. Женщины его обожали. Он прохаживался по Новому Святу с красной розой в пунцовых губах. Представляю себе, как стучали сердца девушек, когда они торопились к нему на первый сеанс. Но, увы, красавец-художник поглощенный работой, ни разу не дал им даже почувствовать, будто их невинности что-то угрожает. После нескольких сеансов портрет был готов. Кауфман, довольный результатом, выставил работу в Захенте — известном художественном салоне Варшавы. В «Правде» Сьвентоховского[21] была помещена хвалебная заметка критика искусства Михала Муттермильха — того самого, который в одной из предыдущих глав пытался взбаламутить душу моей будущей бабки. После выставки Юлия купила портрет дочери, который и повесили в салоне на Крулевской.
21
Еженедельник позитивистов «Prawda» — известный в свое время в Польше общественно-политической и литературной направленностью, выходил в Варшаве в 1881–1915 гг. Его редактором был Александр Сьвентоховский (1849–1938) — публицист, писатель и деятель культуры, один из идеологов позитивизма в Польше.