Там на Небесах стоит, верно, шкафчик со стеклянными дверцами, где ждут меня все эти некогда прочитанные и утраченные книжки. Думаю, это им я обязана спокойствием духа и спасением моей психики в годы войны. Приключения доктора Дулитла, путешествие Нильса Гольгерсона через всю Швецию с дикими гусями у них на закорке, печали маленького Немечка из книги «Мальчишки с улицы Пала» — вот где была действительность, которая притягивала мое внимание. Все остальное — дурной сон.
Хорошо я запомнила и моих двоюродных братьев. В 1939 году нас в Варшаве было пятеро. Изнеженное и обласканное самое младшее в родне поколение. Двухлетняя Моника и семнадцатилетний Рысь Быховские. Тринадцатилетий Павел Бейлин. Восьмилетний Роберт Оснос. И я в неполные пять лет. Наши бабушки в течение всей своей жизни составляли некий симбиоз — их дети, наши матери и отцы, с детства привыкли быть вместе и, став взрослыми, не прерывали общения. А потому и нас связывала друг с другом большая близость.
Роберт Оснос, Иоася Ольчак, Рышард Быховский, 1939 г.
Моника, с которой ее бонна не сводила глаз, была слишком мала для общих игр. Гимназист Рысь — чересчур взрослым, но с Павелеком и Робертом нас объединяли настоящие дружеские отношения. К обоим мальчикам я относилась как к старшим братьям, а они держались со мной по-рыцарски и даже позволяли командовать собой. Во всяком случае, так мне казалось.
Дом Быховских был процветающим и, как говорится сегодня, «на должной высоте». Возможно, этого требовало положение Густава, а может, так хотелось его жене Марыле, любившей роскошь и светскую жизнь. Не без зависти я сравнивала их жизнь и нашу. У нас было лишь два человека для помощи по дому, у них — аж целых пять; кроме прислуги, кухарки и горничной, была еще бонна Моники и приходившая фрейлен, учившая языкам Рыся и его сводную сестру Кристину. Во время наших совместных прогулок в Лазенках с моей маленькой кузинкой ее бонна вся светилась царившим у Быховских достатком, что не ускользало от внимания моей воспитательницы, а меня приводили в бешенство ее разговоры о том, как родители обожают и балуют дочку. Когда дома я жаловалась на какую-нибудь несправедливость в жизни или капризничала за едой, я получала саркастические советы панны Анны: «Иди в дом доктора, пусть там вокруг тебя скачут!»
Рысь Быховский весной 1939 года сдал экзамены на аттестат зрелости в гимназии имени Стефана Батория. Вместе с Кшисем Бачиньским они зубрили ненавистную математику, а после экзаменов дурачились. Кшись вальсировал с Рысем вдоль всей Мысьливецкой улицы — он был пониже ростом и танцевал за даму. Рысь на руках прошелся возле Национального музея. Летом он приехал к нам в Сколимов, где мы вместе с Робертом проводили последние летние каникулы. Сохранилась фотография, на которой мы сидим все трое на деревянных ступеньках перед домом.
Павелек Бейлин
Павелек Бейлин — темный, курчавый тринадцатилетний мальчик с карими глазами был с невероятным чувством юмора и способностью к смешным розыгрышам. Я никогда не могла сообразить, когда он говорит всерьез, а когда подшучивает надо мной и своими слушателями. Меня всегда восхищало в Павелеке его умение гротесково схватить отдельные стороны действительности и сюрреалистически изображать всякие истории. Сегодня я задаю себе вопрос, не приспосабливался ли он так — с помощью подобных шуточек — к своей судьбе, столь запутанной с самого детства? Конечно, его не могло не мучить, что вместо родителей у него дедушка с бабушкой да две тетки. Как и злобные выходки приятелей, комментировавших странную ситуацию. Будущий философ и профессор нескольких художественных вузов, обожаемый не одним послевоенным поколением студентов, уже в детстве обезоруживал всех интеллигентностью, обаянием и остроумием.