Нас ознакомили с внутренним распорядком в лагере. Пояснили, что рабочий день здесь не ограничен.
В первый день нас заставили носить доски с лесопилки, которая была оборудована на берегу Даугавы. Настилали нары в бараках для военнопленных. Коричневый спрут ждал новых жертв.
Затем нас гоняли рубить кусты по ту сторону шоссе На расчищенной площадке начали строить бараки и дом для охранников. Здесь создавался лагерь, где коричневый паук позднее высасывал кровь из гражданского населения. Это был Саласпилсскии лагерь смерти.
Силы таяли не по дням, а по часам. Пища становилась все хуже, а работать приходилось все тяжелее и дольше. После работы, когда надо было возвращаться в лагерь, многие еле волочили ноги.
Один из нашей группы пытался бежать. Он добрался только до Даугавы. Там свалился от бессилия. Его схватили я убили.
За людей нас не считали. Никто не спрашивал, как нас зовут. Даже номеров не пришили к одежде. На работу и с работы гнали, как стадо скота. Фашисты знали, что мы обречены на смерть, и, стало быть, незачем зря тратить время и нитки.
Охранники лагеря были настоящими зверьми. Казалось, они постоянно жаждут человеческой крови. Утром, когда мы шли строить бараки в Саласпилсскии лагерь, и вечером, когда возвращались назад, каждого, кто отставал или падал, настигала пуля в спину или в голову.
Я тоже однажды чуть не свалился эсэсовцу под ноги. Одно счастье, что товарищ вовремя подхватил и поддержал меня за плечи.
Мы помогали друг другу, как только могли и умели. Но не всегда удавалось спасти товарищей. Еще сегодня у меня болит сердце, когда вспоминаю случай с одним советским моряком. Я вместе с ним сражался в окопах на острове Сарема, вместе на рыбацкой лодке переправился на латвийский берег. Вместе нас арестовали шуцманы, вместе мы попали в Саласпилсский лагерь.
Рыжих — так звали моего товарища — был евреем. Его отец до войны работал в Ленинграде часовым мастером.
Рыжих был приятный парень, интеллигентный, умный. В тот день, когда среди заключенных искали евреев, ему посчастливилось. Шуцман, которому был поручен отбор, его не заметил. Но это не означало, что опасность миновала.
Как спасти товарища?
Вечером в бараке все вместе посоветовались.
— Послушай, Рыжих! Твои документы у немцев? — спросил кто-то.
— Нет. Уничтожил, — звучал ответ.
— Великолепно! В таком случае ты Бадридзе.
— Правильно! — поддержали другие. — Он и похож на кавказца.
Лицо Рыжих озарилось улыбкой. Он понял наш замысел.
— Значит, договорились? — заключил кто-то из моряков. — Впредь мы будем звать тебя Бадридзе. И почаще, чтобы все слышали.
Однажды, недели через две, когда начали возводить первые бараки для Саласпилсского лагеря смерти, шуцман крикнул Рыжих:
— Эй, черный, принеси головешку с костра.
Рыжих направился за головешкой.
— Бегом! Что ползешь, как вошь!
Взяв головешку и прикурив, шуцман внимательно посмотрел на парня.
— Как тебя, дружок мой, звать? — спросил он, лукаво прищуря глаз.
— Бадридзе.
— Ба-адридзе? — шуцман пригладил усы. — Значит, еврей.
— Грузин.
— А не врешь?
За Рыжих ответили товарищи. Все как один заверяли, что Бадридзе говорит правду.
— Так, так… — Шуцман о чем-то размышлял. — Тогда ты можешь спеть мне ту грузинскую песенку… Ту, ту…
— «Сулико»! — подсказал другой шуцман.
— Правильно! Давай. Только по-грузински.
На стройплощадке воцарилась тишина. Все смотрели на бедного Рыжих. Он глубоко вздохнул и, путая русские, еврейские и грузинские слова, начал петь.
Казалось, все кончится благополучно. Но подошел начальник строительства Саласпилсского лагеря смерти Качеровский, который наблюдал за этой трагикомедией.
— Кончайте фокусы! — прервал он песню и, повернувшись к шуцману, добавил: — Даже здесь они не могут обойтись без обмана. Чуть не надул вас, не так ли?
Потом он кивнул Рыжих:
— Ты пойдешь со мной.
Рыжих увели. На другое утро мы увидели его в лагере привязанным к дереву. После обеда его расстреляли.
Наступила зимняя стужа. У военнопленных не было теплой одежды. Холод стал тем бичом, который в первую очередь сеял смерть среди тех, кто жил в ямах в старом парке. За нашей оградой тоже поднимался штабель трупов. Когда штабель был достаточно большим, за лагерем вырыли яму. В нее ряд за рядом сваливали трупы и засыпали их землей.
Однажды утром в лагерь заехал грузовик. Группе военнопленных, в том числе и мне, не выдали завтрака. Поедем на работу в Ригу, там нас накормят.