- Так это мистер Фонтклер просит вас быть шафером на его свадьбе, сэр?
- Да, и приглашает провести две недели в поместье его отца в графстве Кембридж. Вот так семейное сборище – невеста, жених, отец невесты да несколько родственников жениха, – он нахмурился. – Но с какой стати он приглашает в этот узкий семейный круг меня, да ещё так внезапно? Мы встречались всего один раз, в одном игорном притоне пару недель назад. Он явно собирался выставить себя ослом, так что я отправил его домой.
Брокер бросил на хозяина хитрый взгляд. Мистер Кестрель чего-то не договаривал. Никто не приглашает незнакомца быть твоим шафером лишь потому что он помог тебе не проиграть последние штаны. Но если мистер Кестрель и оказал этому малому какую-то услугу, он бы никогда сам об этом не упомянул.
Он принялся начищать пуговицы на фраке Кестреля.
- На свадьбах всегда много народу, – принялся вспоминать камердинер. – Если правильно одеться, то в большой толпе легко затеряться, и никто не узнает, что тебя не пригласили. Стянуть промокашку лучше и не пытаться – все вечно утирают слёзы, а вот луковицу[13] украсть легко – никто не думает о том, чтобы на неё смотреть. У меня самого никогда не хватало духу работать на свадьбах, сэр. Когда люди счастливы, разве можно подкладывать им такую свинью, сэр?
- Интересно, как с такой чувствительностью, ты вообще мог что-то у кого-то красть.
- Я выбирал своих жертв, сэр, когда мог себе это позволить. Обычно джентов, вроде вас, сэр, что не будут горевать по пропавшей паре-другой квидов.
- Нельзя судить о богатстве лишь по одежде. У некоторых самых впечатляющих модников Лондона самые невпечатляющие кошельки.
- О да, теперь я знаю это, сэр.
- Должно быть, с тех пор как работаешь у меня, – весело сказал Джулиан и печально посмотрел на стопку счетов на столе. – Ты знаешь, нам и правда не помешало бы провести неделю-другую вдали от Лондона, игорных столов и надоедливых портных. Наши финансы становятся всё более… очевидны, – он снова посмотрел на письмо Хью и вздохнул. – Дьявольщина в том, что мне и правда придётся стать шафером. Это единственный путь узнать, почему меня пригласили.
Глава 3. Беллегард
Филиппа понимала, что одиннадцатилетней быть нелегко. Она знала, что должна быть послушной, как её сестра – Джоанна – и делать то, что говорят старшие, не задавая вопросов и не прося объяснений. Но это так трудно, когда ты ничуть не глупее любого знакомого тебе взрослого – кроме матери. Её отец, конечно, был очень важным человеком – сэр Роберт Фонтклер, баронет, землевладелец, мировой судья. Но Филиппа, сложившая воедино всё, что она о знала о своём отце, не могла сказать, что он хорошо понимает людей. В нём, наверное, было чуточку слишком много достоинства и маловато здравого смысла.
Возможно, собственный авторитет давил на него. Филиппа была невысокого мнения об авторитете, и не всегда ему подчинялась. Когда ей запрещали делать что-то, она тщательно всё обдумывала, и если находила запрет несправедливым или необязательным, то нарушала его. Именно поэтому, хотя гувернантка сказала Филиппе, что та не сможет увидеть мистера Кестреля до завтра, она решила улизнуть из классной комнаты и повидаться с ним вечером.
- Мы подождём в коридоре, пока он будет переодеваться к ужину, – сказала она Джоанне. – Все остальные познакомятся с ним сегодня вечером. Чем мы хуже?
Но Джоанна, конечно же, не захотела участвовать. Это неподобающе – мистер Кестрель сочтёт их парочкой вульгарных молодых особ. Джоанне исполнилось тринадцать, и она стала кошмарно мнительной, когда дело касалось джентльменов – Филиппа не могла взять в толк, почему. Что же, если Джоанна не пойдёт с ней, она пойдёт одна.
Мистер Кестрель прибыл в Беллегард как раз, когда подали первый звонок, что призывал всех взрослых переодеваться к ужину. Джоанна и Филиппа уже поужинали в классной комнате вместе с мисс Притчард, своей гувернанткой. Младшая сестра дождалась, пока Джоанна и Притчи не уйдут с головой в вышивку и выскользнула из комнаты. Добравшись до нужного коридора, она подбежала к двери мистера Кестреля и встала на страже.
Наконец, она отворилась, и оттуда вышел джентльмен, весь в чёрном. Филиппа уставилась на него во все глаза – она впервые видела настоящего лондонского денди!
Он оглядел её и поднял бровь.
- Кажется, мы не были представлены друг другу. Я – Джулиан Кестрель.
13
Речь, конечно, о часах-«луковицах». Брокер называет их не «watch» или «fob», а «tickers» – жаргонное, уличное словцо, которому нужно было подобрать свой аналог в русском. Сленговые «котлы» и другие «термины» из отечественного криминального жаргона смотрелись бы неуместно в речи англичанина первой половины XIX века, а «луковица» – достаточно нейтрально и понятно, ведь часы, которые воровал Брокер, наверняка, были именно карманными часами-«луковицами». Ну а «промокашка» – это, конечно, носовой платок, который Брокер именует «wipe» вместо «handkerchief».