Выходило десять к пятому дню.
Этим результатом можно было б гордиться: Валя схуднула, подтянулась, подзагорела, целыми днями беседовала с товарками по здоровью на разные темы. Интересовала жизнь в США: почем мясо, как справляют Пасху. Хороши ли мужики в постели иль в работе? Но… через какое-то время Валя стала замечать тоску по дому. Вес уходил, а вместе с ним и радость.
Организаторы похудительного тура, будто предвидя такой поворот дел, уложили всю группу в бассейн, уходящий далеко-далеко и обрывающийся небом. Вложили в руки каждой по бокалу смузи, впрыснув туда по паре капель алкоголя, и после купания всех погнали на обертывание шоколадом, что рос в местных лесах буйным цветом.
– Шоколадные процедуры омолаживают кожу, а также вызывают появление эндорфинов счастья, – переводила Анечка, глядя на чумазую Валентину, всю извазюканную шоколадом, которым пропахло все бунгало.
– А что ж он такой горький-то у вас? – удивлялась женщина, вспоминая русских «Мишек на севере», «Красную шапочку» и грильяж, от которых язык проглотить можно было.
Гретта, лежащая на животе и облизывающая свои пальцы, как лакомство, смешно захихикала.
– Гретта, а знаешь мы с тобой похожи на большие слоновьи какахи! – засмеялась Валентина, будто прочитав мысли подруги. И действительно, коричневого цвета телеса наводили на разные ассоциации.
– Был бы здесь твой Ганс, сожрал бы тебя с потрохами. А вот моему Егору б здесь не понравилось, – чуть грустнее отметила Валентина, и эндорфины несколько притормозили счастье.
– Дернул черт меня задурить, – еще грустнее заговорила Валентина, – шестые сутки внуков не вижу. А родители как? Они ж у меня фронтовики. Старенькие, но обещали выжить до приезда. Эх, скучаю, мочи нет.
– Алес вар гут, Валья, – успокаивала Гретта, в душе тоже мечтая хотя бы услышать голосок Ганса.
– Не могу я больше, – сказала Валентина, прямо в шоколаде выйдя в коридор вызывать Чайлая. – Сердце чувствует, беда, – разнервничавшееся сердце билось под толстым слоем шоколада, а на глаза накатывались слезы.
– Но по правилам тура звонить родственникам нельзя на всем протяжении периода похудения и очищения. Ведь именно нервы способствуют накоплению толстого слоя…
– Анечка, – голосом, в котором слышались вся боль и тоска по русским полям, Валентина указала рукой на комнату, где они оставили личные вещи и где бесшумно бурчал телефон.
Чайлай, Юй и еще несколько человек уговаривали Валентину еще три минуты, пока ей на помощь не пришла Гретта, капая шоколадом на деревяный паркет.
Телефон вынесли и отдали в шоколадные руки хозяйки, которая вскрикнув, чуть не довела до инфаркта всех присутствующих.
–– Пожар! Авария! Караул! – кричала Валентина, показывая 15 пропущенных звонков от Ленки и 25 от Егора. – Чуяло мое сердце материнское, – причитала она, прикидывая, кому звонить. – Ленка мне никогда столько не названивала, – советовалась с Греттой Валентина. – Видать там беда мимо не прошла. Что-то с сыном, – набирала номер снохи свекровь, чью бледность лица было видно даже через черный шоколад.
–– Я его любила, – начала плакать Лена, не здороваясь. – Всю себя ему подарила. А он загулял! – Валентина не сразу врубилась, что произошло, и пыталась переспросить, но Лена, не слушая, продолжала. – Столько мужиков хороших за мною ухаживало, а я, дура, вашего заморыша выбрала. Думала, будет любить меня, холить, лелеять, как королеву на руках носить. А как сдала чуток, расслабилась, так сразу к молодым и красивым поскакал, кобель. Правду люди говорят: муж жену здоровую любит. А ведь я ради него, ради него старалась, хотела осчастливить отцовством. Хотела, чтоб у нас свой маленький родился. А вот пойду завтра и аборт сделаю! Не нужен мне ребенок от такого обманщика!
Валентина почувствовала, как вместо шоколада ее будто помоями облили и что кровь в жилах остановилась, сделавшись смузи из помоев. Деревянным голосом, от которого невидимые щепки в сторону полетели, молвила:
– Послушай меня, Ленка, Сашку прохвоста я приеду найду и, если не одумается, прокляну самым страшным материнским проклятьем. Мерзавку, что у семьи отца и мужа ворует, своими руками к стенке прижму и косы пообрываю. Но дитя не тронь! Дитя тут ни при чем! Дите роди и нам с Антониной отдай, раз себя осчастливить не желаешь.
В трубку завыли от боли.
–– Мамке позвонить не могу. Это она меня замуж за Сашку надоумила выйти. Мол, посмотри, какой парень хороший, из доброй семьи, с воспитанием, с понятиями. А вам я сразу не понравилась. Помню, как вы на моих детей зыркнули. Вот поэтому и звоню вам. Разбирайтесь теперь вы с сынком своим.