Выбрать главу

Красногвардейцам удалось закрепиться наверху, на выгодном месте, оттуда удобнее было наблюдать за противником и вести огонь. Они знали каждый выступ здесь, каждый овражек и пригорок.

Во второй половине дня, продолжая отбиваться, белочехи стали потихоньку сдавать позиции и, наконец, не выдержали, побежали вниз, к речке Каменке, через нее — к железной дороге. Увлеченный общим порывом, Ванюшка кричал «ура!». Кричал и Витька Шляхтин, раздобывший винтовку и чрезвычайно довольный этим.

Враги бежали к Заводской платформе, где спешно, погрузились в вагоны, и паровоз потащил их на запад.

Раненых отправили в больницу. Среди них оказались Иван Тащилин и один из командиров — Ванаг. Вскинулись стволы в алый закат, протрещали выстрелы — последняя почесть убитым. Ковшов сказал речь и поблагодарил бойцов. А еще сказал, что утром рано отряд выступит навстречу чехам, потому что они должны вернуться в город.

К утру разведка донесла, что чехи доехали до Тундуша, оттуда через Уреньгу ушли на Веселовку, а там — путь на Миасс.

Отход

Когда отступали из Златоуста, ему было пятнадцать лет. Уже этим одним он заслуживает о себе память.

Из письма С. Т. Алексеева от 8.04.54.

Город перешел на военное положение. Красногвардейцы дежурили днем и ночью и жили в штабе. Ванюшка оставил завод вместе с отцом. Рядом с ним, на нарах занял место Витька Шляхтин.

Возле пирамиды с винтовками стоял пулемет, отбитый у чехов. В свободное время Ванюшка подолгу простаивал возле него, осматривал. Однажды, когда одна группа ушла на дежурство, а другая легла спать, он разобрал пулемет по частям и так увлекся, что не заметил, когда появился Виталий Ковшов.

— Ты что делаешь, Ипатов?

Ванюшка, застигнутый врасплох, смутился:

— Разобрал, товарищ Ковшов.

— Вижу. Не хочешь ли стать пулеметчиком?

— Еще как! — вырвалось. — Закрою глаза и пулемет вижу.

— Пулеметчики нам нужны. Изучишь, считай, этот твой.

— Спасибо, товарищ Ковшов!

— Тише, пусть поспят, — Виталий сдвинул на затылок форменную фуражку технического училища и присел на корточки. — Изучай, воевать нам много придется.

И погрустнел.

— Что с вами, товарищ Ковшов?

— В Месягутово мятеж.

— Какой? — спросил Ванюшка, хотя можно было не спрашивать.

— Кулацкий. Помнишь, хоронили комиссара почты Аркадия Араловца? Теперь погибли его отец и брат. Дмитрий Маркович отбивался в школе. Патроны кончились, поставил винтовку в угол и вышел. Его растерзали. Викторина живым закопали в землю. Если бы успел отряд Михаила Сыромолотова! Он даже не дошел до Месягутово — уничтожен возле Айлино.

Ванюшка подумал, что неделю назад еще видел Михаила Сыромолотова — балагура и весельчака, и не верилось в его гибель. Мысли Виталия были о другом: в случае еще одного мятежа придется просить поддержки у комиссара Малышева, но его части сильно потрепаны, и едва ли он сможет помочь.

Красные на Златоуст-Челябинском фронте бились отчаянно, но сдержать натиска не могли. Город тревожно затих, прислушиваясь к артиллерийским залпам. Сил осталось мало. Триста красногвардейцев брат Виталия Ковшова Венедикт увел на Дутова, сто пятьдесят ушли в Кинель. В уезде мятежи.

Ванюшка с отцом и Витькой Шляхтиным в отряде Зиновия Аникеева только что вернулись из Кусы, где подавлен был мятеж, и, не заходя домой, — сразу в штаб. Отец упал на нары и тут же уснул. Витька ушел домой попроведать своих, а Ванюшка — в Демидовку дежурить.

Окраиной Демидовка примыкала к сосновому бору. В нем было много ключей — вода выжималась под ногой. В сочной зелени, с золотистым крапом куриной слепоты, паслось стадо коров. Большая часть их лежала и нажевывала жвачку, некоторые потягивались и нехотя щипали траву. Солнце ушло далеко за полдень. Старик пастух, скрючившись, разгребал золу догорающего костра, выкатывал печеные картофелины, подкидывал на ладони, стучал по ним ногтем, определяя спелость, складывал в аккуратную кучку. Ванюшка поздоровался.

— Здоровы бывали, — ответил пастух и предложил: — Приваливайся, бери картошку.

Ванюшка был рад приглашению — давно не едал печеной.

— Что слыхать там? — спросил старик. — Белые все лезут?

— Лезут, — Ванюшка прислушался к пулеметной стрельбе, разломил картофелину и сунул в рот розоватую ее мякоть.

— Как собаки медведя обступили и рвут. О чтоб им! — и дед выругался.