— Во! — Иван Федорович подключился рокочущим басом. А за ним Крутолаповы и Ванюшка.
Миновали Шишимские горы, где раньше ломали мрамор для дворцов Москвы и Петрограда. Поезд сбавил ход, словно прощупывая дорогу, дошел до моста через Ай и остановился. К платформе подошел Ковшов.
— В чем дело? — спросил Иван Федорович.
— А в том, — ответил Ковшов, — нет ли в Тундуше белых?
Этого никто сказать не мог. Известно было, что они двигались от Уфы. Но где сейчас?
— Ваня, — позвал Иван Федорович, — слетай на станцию, узнай обстановку — белых нет ли?
— А справится? — засомневался Ковшов.
— А вот и посмотрим, — улыбнулся Иван Федорович.
Несколько минут спустя младший Ипатов вышагивал по насыпи, перекинув через плечо недоуздок. Было прохладно и пустынно. В стороне, откуда шел, алела полоска зари. До станции никто не встретился. Да и там было пусто. Только неизвестно зачем стоял маневровый паровозик, казавшийся окоченевшим. Должен же кто-то здесь быть? Не провалились же? Окно в будке стрелочника не светилось. Ванюшка прогорланил частушку, которую певал отец Рыжего с получки:
В дверь будки высунулся мужичонко и, зачем-то подняв над головой погасший фонарь, рассердился:
— Чего орешь-то?
— Боюсь я, — ответил Ванюшка.
— Боишься, а орешь.
— Цыганов боюсь, они лошадей крадут.
— Да ты-то лошадь, что ли? — будочнику стало весело.
— Буланка потерялся, не найду, отец выпорет.
— Чей ты?
— Петров из Медведевки.
— Это у которых на масленице баня сгорела?
Ванюшка кивнул.
— Так у тех Гнедко был.
— Обменяли на Буланку, воз овса приплатили. Ниже колен белые перевязочки и вот тут лысинка.
— Нет, не видел. Закурить нет ли?
— Есть махра моршанская.
— Заходи, у меня тепло.
— Цыганы, — сокрушался Ванюшка, — это их дело. А еще белые могли взять в свою армию.
— Ну, где ты их видел, белых-то? В Бердяуше, говорят, объявились, будь они неладны.
— Выронил, — Ванюшка шарил по карманам, — как сейчас помню, вот сюда клал кисет.
Но, озабоченный мыслью о белых, стрелочник не обратил внимания.
— Наши коней в луга согнали, от греха подальше. Вон за Аем огонек блазнится — там.
— А Златоуст белые заняли, — как бы между прочим сообщил Ванюшка.
— Н-но! Откуда ты знаешь? Постой, постой… А может, ты тоже, а? Коня будто ищешь, а сам, а?
— Сосед вечером пригнал оттуда — лошадь в мыле: заняли, говорит, город.
— Красные-то что глядят? Что, спрашиваю? То-то, думаю, ни с той, ни с другой стороны дымка не видать — не идут поезда. А оно вон что. Нашим надо будет сказать. Да и мне что тут высиживать? А ты заверни в луга, может, твой Буланый прибился.
Ванюшка прошел по поселку. Улицы имели самый мирный вид. У ворот — поленницы дров, телеги с поднятыми оглоблями. Дорогу неторопливо переходили кошки. Во дворах лаяли при его приближении собаки, словно бы передавали друг другу незнакомого человека. Стрелочник говорил правду: белых не было. Вернувшись, Ванюшка обстоятельно доложил обо всем, что видел, Ковшову.
Посовещались и решили идти на север, чтобы миновать охвата. Вначале на Кусу, потом на Нязепетровск и где-нибудь там встретиться с Красной Армией. А где она, никто не знал.
— Ну, счастливо вам, — сказал Егор Филиппович Сажин, обнялся с Ковшовым, поерошил Ванюшке волосы и пошел по шпалам в сторону города.
Он только провожал красногвардейцев и должен был вернуться по решению комитета партии, чтобы наладить подпольную работу.
Тронулись, дали крюку в луга — отряду крайне нужны были кони. Из-за гор через щетину леса брызнуло солнце, заискрилась роса. Над Аем лежал туман. Возле костра-дымокура сгрудились лошади, спасаясь от гнуса. Рядом с молодым щекастым пастухом вертелся на маленькой мохноногой лошаденке знакомый нам стрелочник. Несколько минут спустя он рассказывал Ивану Федоровичу:
— А ведь я ему, варнаку, поверил, что Буланого ищет. Медведевский-то Петров любит лошадей менять, вот что. И насчет махры моршанской ввернул. А вы, значит, никаким Петровым не родня? Ах, варнак!
Его звали Федосом Клюкиным.
Через речку Карагайку вернулись к Медведевке, обошли ее краем, не привлекая внимания, и двинулись к поселку Магнитка. Дорогой в отряд вливались крестьяне, рабочие рудников, лесорубы, дегтяри, старатели. После Кусы отряд увеличился почти вдвое.