В дозоре тоже вот, чтобы спать не хотелось, о доме больше все думаешь, как там и что? Ладно, если словом перекинуться есть с кем. Земляк в таком случае — милое дело. Летом, после освобождения Златоуста, прибился землячок Паша Анаховский. Выпросил его у Лосева подносчиком патронов, чтоб поближе к себе, приохотил к пулеметному делу. Паша год под Колчаком в городе прожил, порассказал немало о той жизни.
— Паша, а не видел ли Витьку Шляхтина?
Не один и не два раза спрашивал, да все думалось, вдруг скажет другое, вспомнит что-нибудь еще о Рыжем.
— Видел, да поговорить не пришлось.
— Так совсем ничего и не сказали друг другу?
— Совсем. Он молчаливым стал, будто клад нашел и сказать не хочет. А потом попал в контрразведку. Говорят, его там здорово били.
— А Мишку Лукина видел?
— Нет.
— А Ивана Алексеева?
— Тоже нет. Про Вену Уткина слышал — в Сибирь угнали. Геппа, говорил уже, расстреляли…
Ветер раздувает костер. Летят золотыми пчелами искры. Погибли друзья и Рыжий — забубенная голова. Ах, Рыжик… Впрочем, он из тех, кто входы и выходы знает. Может, уцелел?
— Почти всех, кто с Теплоуховым был, взяли.
Иван Васильевич Теплоухов незадолго перед отступлением вернулся в город. За десять лет его успели забыть. Накануне отхода на заседании комитета партии и ревкома ему предложили остаться в тылу и наладить подпольную работу.
Вскоре в Уреньге, в Демидовке, Ветлуге, Закаменке возникли молодежные десятки.
Работа в технической управе держала Теплоухова в курсе событий. Там он познакомился с Екатериной Дмитриевной Араловец, старшей сестрой Аркадия. Он не ошибся в выборе. Когда потребовались паспорта, она достала чистые бланки.
После взятия Уфы Красной Армией Теплоухов поставил задачу — задержать эвакуацию завода. Собирали оружие. Часть его уренгинский десяток Зуева укрыл в лесу за старым кладбищем.
Шестнадцатого мая на квартире Ивана Алексеева в Ветлуге было предложено взорвать мост через Тесьму перед отправкой первого эшелона. А в субботу, семнадцатого мая, организацию кто-то предал.
Контрразведка вела дознание с «пристрастием». Но результаты не оправдывали ожиданий. С особым старанием проработали Геппа. Он молчал. Никого не узнавал, словно никогда и не жил в городе.
У Кати Араловец при ревизии не хватило бланков паспортов. Ее избили до черноты, но она молчала. Били всех, кто попадал в контрразведку. Некто Лапшин, не подозревавший о существовании организации, в воскресенье поджидал на станции поезд, чтобы уехать вниз Ая на охоту. К нему подошел неизвестный и спросил:
— Вы знаете Алексеева?
— Ивана? Рядом живет.
— А не смогли бы пройти за угол?
За углом стояла пролетка.
— Вы арестованы.
Ивана Васильевича взяли на рассвете. В дом ворвались вооруженные люди. Из письменного стола и комода вытряхнули бумаги в чемоданы, погрузили на подводу и увезли, а его отправили в контрразведку, оставив дома трех часовых.
На станции арестовали Белоусова, Ягупова, Астафьеву. Взяли снова Марию Петровну и посадили в ту же камеру. Однажды из каторжных камер постучали: «Теплоухов, Гепп, Белоусов, Маслов, Позолотин, Стефани, Ягупов… к смертной казни».
— Бей, бабы! — Ипатова принялась колотить табуретом в дверь.
Камеры подхватили, тюрьма загудела. Надзиратели грозили карцером.
О приговоре узнал город. Вокруг тюрьмы собрались рабочие, родные и знакомые осужденных. Чтобы разогнать толпу, начальство вызвало казаков. Лишь только конные появлялись, люди скрывались в ближайшем лесу и возвращались вновь — следом за казаками.
Ночью в лесу пылали костры. У одного из них сидели Зинаида Васильевна Теплоухова, жена Белоусова, мать Вити Геппа и совершенно седая Валентина Ивановна, мать Кати Араловец, — у нее недавно умер от кровоизлияния третий, последний сын.
Восемь ночей горели костры. На девятый день подъехал офицер и крикнул:
— Слушай! Расходитесь по домам — приговор отменен. Клянусь честью, есть документ, — и стал читать.
В нем говорилось о том, что приговоренные к смертной казни помилованы самим Колчаком, что дела их срочно пересматриваются и что руководители будут высланы, а остальных, как подпавших под влияние большевистских агитаторов, отпустят с миром после того, как дела их будут пересмотрены.