Я предупредил Толю, сказал отцу, что домой не вернусь, и горами ушел в Куваши к родственникам. Так и остался жив. А ты, значит, вернулся? Работы невпроворот. Сейчас иду от товарища Самарина. Дров нет. Пекарня стоит. Поручили создать отряд и вести в лесосеку. А тут и командир отряда есть.
— Я проездом.
Дома Ванюшку встретил отец. Он собирал инструмент: тиски, плоскогубцы, пилы, ключи — для завода. Ничего не осталось там, все заводское хозяйство разорили колчаковцы.
— Ну вот, ну вот, — повторял он, обнимая сына.
Он был бородат и чрезвычайно худ — перенес тиф.
— Вернулся! Матери у нас теперь только не хватает, да, если ничего не случилось, должна быть в дороге.
— А где была?
— В Иркутской тюрьме.
— А мы при Колчаке жили в бане, — подбежала Ниночка.
— Тоня! Лена! Витя! Где вы? Ставьте самовар.
Все в доме пришло в движение. На столе появились лепешки, капуста, картошка, зашумел самовар. Ванюшка отвечал на вопросы, сам спрашивал.
— А у Степана Желнина всю семью, семь человек, колчаковцы вырезали в отместку, — рассказывал Иван Федорович. — Вернулся, а встретить некому.
— А где Демьяновна? — Ванюшка вспомнил, как хотелось ему в холодной степи подремать дома под сказку старушки.
— Нету, — ответила Тоня, — ушла куда-то и не вернулась. Сундучок ее все стоит. Поджидали, да, видно, теперь уж не придет, — и стала собирать в стопку книги.
— Антонина у нас комиссар просвещения, — улыбнулся отец, — от комсомола неграмотных учит.
— Поручили ликбез, — Тоня чмокнула брата в щеку, выбежала и помахала с улицы рукой.
— А у тебя как дела, браток? — Ванюшка усадил рядом с собой Витю.
— Голова у него болит, — ответила Лена, — после тюрьмы.
Прибежала Шурка Шляхтина. Ванюшка и не узнал ее — такой взрослой стала и красивой.
— А я к тебе, Лена, — Шурка сделала вид, что совсем и не знала о возвращении Ванюшки.
А тот глядел на горящие щеки, в зеленые блестящие глаза, на шапку огненных волос, спадающих на лоб кудряшками. Спросил о брате.
— Ушел из дому и не вернулся, когда забирали в контрразведку. С тех пор ни слуху, ни духу.
— Косяк не упадет, — пошутил Ванюшка, — садись на лавку, Шура.
— Некогда, на минуту забежала, — засмущалась девушка, однако прошла и села на лавку.
Она рассказала, как брат с уренгинскими ребятами с крыши городской думы снял трехцветный колчаковский флаг и установил красный. Чтобы снять его, вызвали пожарную команду. Там думали, пожар, а в бочках не оказалось воды. Пока набрали, приехали, собралась большая толпа. В толпе посмеивались над пожарными и над колчаковской властью. Офицер бегал, махал наганом:
— Разойдись!
Толпа не расходилась. Толстый пожарник медленно взбирался по лесенке. Офицер совал наган под нос старшему команды:
— Он шшто у тебя, как корова на баню лезет? Пристрелю!
А еще Шурка находила листовки под сеном в сараюшке. Потом их видели на заводе. «Товарищи рабочие! — говорилось в них, — не пора ли нам выйти в чистое поле и воскликнуть в один голос: «Долой Колчака!». Но никому Шурка о листовках не проговорилась.
Сидели до глубоких сумерек и просидели бы еще долго, да в лампе стало сухо.
На другой день Ванюшка сказал Тоне:
— Вон к тебе подруги пришли, полон двор набралось.
Тоня выглянула в окно и вскрикнула:
— Мама приехала!
Первой выбежала Лена — руки в мыле, стирала в сенях белье. Обгоняя сестер, Ванюшка скатился с крыльца:
— Мама!
Позже всех на крыльцо вышел Иван Федорович. Держась за перила от слабости, он смотрел на нее, окруженную детьми, и теребил усы:
— Дорогой товарищ, вернулась…
Толпа женщин, сопровождавшая Марию Петровну от площади, где проходил митинг по случаю Дня Парижской коммуны, разошлась.
Мария Петровна была в истрепанной одежде, худых валенках, а на дорогах уже были лужи.
— На чем добиралась?
— На чем попало, а с Нижнеудинска на поезде — станки и машины заводские обратно везут. Два с половиной месяца ехала.
— Да что же мы стоим посреди двора!
— Думала: найду ли кого? Застану? А где Кучум?
— Его белогвардеец зарубил шашкой, — ответила Лена. — Ребята похоронили ночью в овраге.
Иван Федорович пошептались с Тоней, затем объявили:
— Будем стряпать пельмени!
— Из чего?
— Муки есть немного, картошки, конопляного масла полбутылки. Праздник так праздник!
Рубили в корытце картошку, мяли тесто, резали, екали сочни, защипывали пельмени, укладывали ровными рядками. Потрескивали дрова в печке, и всем было весело.