Наконец, царек принял Нахтигаля на дворе своего дворца, но при этом сам не показался. Он сидел в беседке из циновок, невидимый глазам путешественника, и вел разговор через переводчика. После этого он хотел назначить еще личное свидание, но в последний момент испугался и отменил его.
Чем дальше на юг, тем все более исчезали признаки городской жизни и начиналась настоя-щая негритянская Африка. В поселении Губугу Нахтигалю пришлось иметь дело уже с настоящим негритянским вождем, который встретил гостей очень сухо. Вместо хижин он указал им для стоянки место под громадным развесистым деревом.
Не успели они расположиться там, как разразилась ужасающая гроза и промочила насквозь людей и вещи. Не имея воды для питья, ни дров для огня, путешественники провели под деревом скверную ночь и должны были еще слушать наставления негров, которые кричали им из темноты:
— Слушайте, вы, люди! Вы чужие, кто вас разберет. Не знаете места и людей и пришли к ночи. Поэтому сидите тихо под вашим деревом и не суйтесь в деревню. Завтра утром вождь примет и угостит вас.
Утром пришел посланник вождя-почти голый стройный негр, по имени Буссо. Жирно смазанная кожа его блестела на солнце, на ногах звенели кольца с острыми шпорцами, а длинная бородка его кончалась цепочкой нанизанных на нее ярких бус. Вообще, видно было, что Буссо — первый щеголь в этом черном царстве. Он рассмотрел, какие подарки проезжие приготовили его властелину; одни одобрил, из-за других поторговался и затем ускакал с ними к своему вождю.
«Его черное величество» Гедик Сомран сидел на корточках посреди двора своего «дворца». Его окружали придворные, когда путешественник приблизился к нему на коне в изорванном бурнусе, красной феске и синих очках. Очки Нахтигаль надевал нарочно, чтобы внушить больше почтения к себе. Буссо, ломаясь и кривляясь, служил переводчиком. А толпа напирала со всех сторон и, выпуча глаза, смотрела на белого. Вечером «его величество» прислал дары — корову, сосуд с пивом, курицу и коробку меду, а Буссо попросил: «нет ли каких модных бус для украшения бороды».
Узнав, что проезжие везут ружья, порох и пули, «его величество потребовал, чтобы они отправились с ним в поход против одного соседнего племени. За помощь он обещал подарить 12 рабов. Нахтигаль отказался и вскоре уехал из страны черного властелина и его щеголя-министра.
Африканский тиран
После многих тяжелых дней пути Нахтигаль вступил в новую для него страну. В этой стране в то время шла междоусобная война. Негритянское племя Багирми восстало против жестокого тирана султана Абу-Секина.
Проживая при дворе султана, Нахтигаль понемногу познакомился с нравами людей Багирми. Он узнал, как султан обирал свой народ и как этот народ до сих пор безропотно переносил все несчастия.
В течении 14 лет Абу-Секин царствовал в богатой стране, как хотел, занимаясь больше всего грабительскими походами. Он был известен, как беззаботно-легкомысленный и жадный правитель. Но этого было мало. Он был, кроме того, нерасчетлив, коварен, мстителен и жесток. Жизнь Абу-Секина превратилась в отчаянную борьбу с его же народом. Его изгоняли из одной области в другую, и всюду он со своей шайкой придворных вселял к себе ненависть. В плодородной стране шайка его могла не бояться голода, зато у него не было денег. Он, однако, не унывал и надеялся раздобыть себе деньги тем же способом, каким их добывают все властители Судана: ловлей и продажей в рабство негров.
При дворе Абу-Секина было непрерывное веселье. Султан и его приверженцы не теряли надежды на успех. Султан грабил пока у населения съестные припасы. В лагере варили много туземного пива, которым упивались и старый и малый. Напившиеся придворные, их жены и слуги веселились и бесчинствовали самым гнусным образом.
Нахтигаль избавлялся от этого зрелища только тем, что уезжал в соседние негритянские сечения. Там обитали мирные, трудолюбивые негры. Среди их простой обстановки путешественник забывал о наглом блеске султанского двора. Эти негры были подданные Абу-Секина. Султан и его войско без зазрения совести отбирали у них все, что им были угодно, а те были довольны тем, что султан по крайней мере не трогал их самих.