Шли дни, а мы все плыли в выдолбленном стволе дерева, который двигали подвесной мотор и течение реки, стремившейся к Атлантическому океану. Бесчисленные лагуны, островки и проливчики по обоим берегам создавали впечатление, будто мы плывем по озеру. Казалось, река со всех сторон упиралась в темную таинственную стену растений. Примерно каждые полчаса мы подходили. к новому изгибу реки или проливчику, огибающему небольшой островок, в который раз нам казалось, что Шингу опять упирается в тупик. Наш путь был еще более извилист, чем сама река, так как с наступлением засухи вода спала, обнажив длинные песчаные отмели, и реке пришлось разбиться на несколько стремительных потоков. Когда отмель только начиналась, Серило держался от нее как можно дальше — словно айсберги, эти отмели тянутся под водой иной раз на четверть мили. Однако ниже по течению можно было пройти в двух футах от такой отмели, так как, подмываемые бурным течением, они- круто обрываются вниз. Мы двигались то в одну сторону, то в другую, то вперед, то назад и нередко шли к югу, хотя я знал, что путь наш лежит на север; иногда наше каноэ устремлялось в явный, с виду, тупик, вместо того чтобы плыть по широкой водной глади. Для новичка река была полна сюрпризов.
Я сидел босой, штаны на мне были разорваны от колен до щиколоток, шляпа страшно измята: по ночам она служила мне подушкой. Спутники мои говорили, что на реке и так достаточно неожиданностей, не хватает еще, чтобы я взялся за руль! Когда мы остановились, дичь, казалось, сама лезла к нам на мушку. Кругом кишела рыба. За каких-нибудь полчаса мы набрали не меньше пятисот штук блестящих черепашьих яиц.
Серило спал, свернувшись в клубок, на бочке с бензином. Быть может, ему снилось, что с обоих берегов реки за нами следят суйя. Жозе что-то бормотал, сидя у мотора, Дилтон просматривал в бинокль берег в надежде увидеть какое-нибудь животное. Однажды мы увидели четырнадцать очень высоких аистов-жарибу. Они сидели парами. «Эти аисты всегда женаты, — объяснил Жозе, — самки никогда не отпускают от себя самцов». Крупные капибары — грызуны, похожие на водяных крыс, но размером побольше свиньи — провожали нас взглядом, стоя у кромки берега. Время от времени, высовывая из воды голову, нашу странную, развеселую компанию критическим оком озирала черепаха или гигантская выдра. Мне думается, Марк Твен поступил мудро, когда высвободил Гекльберри Финна из-под опеки воспитующей вдовы и отправил на плоту вниз по Миссисипи — грязного, никем не любимого, без всякой подготовки и честолюбивых устремлений. Никто его не одергивал, никто не призывал к порядку, и, блаженно отдаваясь тихому течению Миссисипи, он забыл всех и вся и был счастлив.
В одиннадцать часов утра на третий день пути мы увидели в прибрежной роще несколько высоких пальм. То был Диауарум, что по-индейски значит «Место черных пум».
Глава XII
В МЕСТЕ ЧЕРНЫХ ПУМ
Приставая к берегу в Диауаруме, мы увидели у воды двух мужчин. Орландо сказал нам, что лет шесть назад он расчистил здесь место для посадочной площадки и время от времени посылал сюда самолетом людей, которые должны были выравнивать и расчищать взлетную дорожку. За фигурами мужчин на небольшом холме, окруженные пальмами и квохчущими курами, виднелись бревенчатые хижины.
Незнакомцы хранили молчание.
— Добрый день! — обратился к ним Дилтон и объяснил, что нам предстоит оставить здесь бензин для новой экспедиции Орландо.
— Добрый день! — В их ответе не слышалось ни дружелюбия, ни радушия. Мужчины помогли нам выгрузить бочки, накормили Раймундо, Серило и Жозе, потом оттолкнули каноэ от берега, и они отправились обратно в Васконселос.
Мы с Дилтоном поднялись по откосу к кухне.
Если учесть, что жители Диауарума жили здесь, как на необитаемом острове, довольно долгое время, они отличались, как нам показалось, каким-то необычайным безразличием к внешнему миру. Их было всего трое. Один из них, Даниэль, даже не вышел из кухни, чтобы взглянуть на нашу лодку — а ведь последнюю лодку они видели, наверное, год назад. Когда Дилтон стал рассказывать новости, они тоже не вызвали особого интереса. Под началом Орландо выступает в путь еще одна крупная экспедиция. Да? Бразилия выиграла первенство мира по футболу. Правда? Франция на грани переворота. А что, Франция — это где-то недалеко от Европы?
Лишь через полчаса после нашего прибытия беседа пошла, как мы впоследствии осознали, в нормальном для Диауарума ритме жизни.
Старшим по возрасту тут был Леопольдо. Как негласный глава поселения он сидел на черной, довольно ветхой скамье, вырезанной из дерева, еще пять лет назад. У ног Леопольдо стояла небольшая миска для щенка, сделанная из панциря черепахи.
— Как же так, Свирепый? — мягко произнес Леопольде. — Ты испугался маленького поросенка? Ты, индейская собака, с которой будут охотиться на пум? — Большим пальцем ноги, похожим на гибкую шишковатую картофелину, он прижал щенку хвост!
— За ним гнался маленький бурый поросенок, — сказал Даниэль, стоя возле печки, сложенной из необожженного кирпича. — Поросенок гонялся сегодня и за большим петухом. Это маленький, но храбрый поросенок.
— Ему всего месяц от роду, — продолжал Леопольде. — Свинья опоросилась после того, как мы зарезали борова. Он был такой жирный и по ночам так храпел, что не давал нам спать. Мы вытопили из него три ведра жира. Этого нам хватит дней на сто. Вчера я вымыл первое пустое ведро. Значит, прошло немногим больше месяца. Стало быть, и поросенку месяц. — Леопольде ткнул Свирепого в бок. — А ты, индейская собака, боишься его.
Так в хижине, которая напоминала мне лачугу крепостного с гравюры XVI века, начался тихий, неторопливый разговор. В двух стенах, выходивших на солнечную сторону, щели между бревнами были кое-как замазаны грязью, чтобы внутрь не проникал зной. В хижине было несколько маленьких, вырезанных из дерева табуреток и самодельных полок для тарелок, ножей и кружек, а также стол.
На столе стоял глиняный кувшин с водой, на полке снаружи вялились на солнце рыба и мясо. Под потолком сидел попугай. Он заверещал, и Леопольде ответил ему, после чего попугай разразился потоком индейских слов. «Ты не говоришь по-португальски, да? Ах ты, неученый индейский попугай!»
Потом нам показали посадочную полосу длиной в четыреста ярдов. Эти люди должны были защищать ее от Наступавших со всех сторон джунглей. По идее, каждые полтора-два месяца сюда должен был прилетать самолет.
— Он всегда опаздывает, а иногда и совсем забывает прилететь, — сказал Леопольдо так, словно самолет — это плохо обученное животное, которому неизвестно, что может взбрести на ум. — А когда не забывает, то все равно не помнит всего, что нужно привезти, и мы целыми неделями сидим без продовольствия, особенно во время дождей.
Чтобы застраховать себя от таких случайностей, люди были вынуждены обрабатывать в лесу поле, урожай с которого дополнял запасы продуктов, доставляемых самолетом. Если бы самолет разбился, они бы не умерли с голоду.
— Взгляните на мое маленькое апельсинное дерево. — Леопольдо потрогал гладкий лист и рассказал, что муравьи-листоеды уже раз уничтожили его молодые деревца. — Никакой яд не мог спасти от них деревья, но однажды я увидел, как маленькие муравьи дрались на ветке с большими. Эти маленькие муравьи были сильные и отчаянные, совсем как наш поросенок. Я посадил на дерево несколько маленьких муравьев и убедился, что они не едят листьев. И вот я каждый день стал сажать на дерево таких муравьев. Они убегали, но как-то раз остались и теперь живут и дерутся с большими муравьями. Дерево растет, и через год у нас будут апельсины.