В конце концов все уладилось — мы сварили птицу и приправили ее рисом. На другой день Клаудио с двумя журуна ушел, захватив ее с собой в котелке, а еще через день Пиони, Жозе и я отправились в алюминиевой лодке вверх по течению к Диауаруму. Мы встретили самолет и сказали пилоту о необходимости сделать посадку на песчаном берегу, самолет взмыл в воздух и взял курс на север.
Мы ждали целые сутки. Самолет все не возвращался. Тогда мы решили, что произошла авария, и отправились на поиски.
Проходили часы, подвесной мотор гудел и фыркал, а мы тревожно всматривались в джунгли, тянувшиеся по обоим берегам реки.
Наконец мы добрались до деревни журуна. Пока мы размышляли, можно ли взять на буксир каноэ с кайяби, которые уже выздоровели, и провезти их часть пути вверх по Манисауа-Миссу, послышался шум мотора. Самолет летел на восток.
— Пилот, — сказал Жозе, — должно быть, повредил шасси при посадке. Теперь он починил его и летит домой.
Журуна что-то весело прокричали. Солнце вышло из-за туч, и, казалось, теперь все было в порядке. Эпидемия не унесла ни одной жизни; самолет цел.
Но шум моторов самолета напомнил нам печальный факт. Остановившись на несколько минут в Диауаруме, летчик сказал нам, что в Васконселосе снова вспыхнула эпидемия гриппа, и рабочие в отчаянии. Грипп уже унес первые жертвы. Среди них был один аветиец и вождь куйкуру.
Четырнадцатого октября не произошло ничего особенного, лишь два усталых рубщика очистили от зарослей семидесятый метр после семнадцатого километра и достигли географического центра Бразилии. Руки у них были в волдырях. Вокруг не было ничего, кроме деревьев.
В этот момент я ехал по реке, возвращаясь из деревни журуна, но позже узнал, что бригада рубщиков собралась в джунглях поговорить об успешном окончании работы. Люди безучастно смотрели на окружавшие их деревья и растения — им пришлось столько работать, чтобы добраться сюда. Орландо сказал, что джунгли тут очень густые и их небольшой группе не под силу вырубить тысячеметровую посадочную площадку. Он решил сделать здесь лишь росчисть размером 100 × 50 метров. Она будет видна с воздуха лет пять, если не больше. Затем экспедиции придется выжечь посадочную площадку километрах в пятидесяти к северу, на обширной равнине, которую обнаружили с самолета. Она станет базой для следующей, более многочисленной бригады рубщиков.
Усталые люди вновь принялись за работу. Два дня потратили на расчистку площадки, и справа от центра ее осталось лишь огромное дерево жатоба. Мы прибили к нему куски жести, а рядом вогнали в землю столб, на котором значилось, что тут находится географический центр Бразилии. Кто-то предложил также закопать в землю бутылку с запиской, перечисляющей имена всех участников экспедиции. Затем партия стала собираться в обратный путь.
Я повстречал их на следующий день, когда шел по просеке из основного лагеря. Быть может, оттого, что я провел несколько дней на широкой реке, где свет солнца резок, лица рубщиков показались мне болезненно-желтыми. Все они были грязные и потные. Циновки и котелки, которые они несли, вряд ли можно было назвать имуществом. Я добрался до центра и обнаружил на земле под навесом из банановых листьев Сержио и Жорже. В тот вечер мы пообедали птицами, подстреленными мною и ими. Потом Сержио разрядил в жатобу свой револьвер.
— Зачем ты это, Сержио?
— Не знаю.
Мы сделали несколько снимков, чтобы запечатлеть это историческое место. Оно выглядело так, словно в покрове леса проделала дырку бомба. На следующее утро мы отправились назад, к основному лагерю. Сержио шел медленно — башмаки его были изодраны в клочья.
В последующие два дня ничего особенного не произошло. Шел дождь, и мы почти не вылезали из гамаков.
— Прогресс. Прогресс. Прогресс, — говорил Клаудио, ни к кому не обращаясь. — Мы — символ прогресса. Наш президент Кубичек построил нашу столицу Бразилиа на краю величайшего в мире леса. Мы, его солдаты, донесли прогресс до сердца леса. Прогресс. Прогресс. Уф!
Незадолго до начала экспедиции к центру Бразилии я побывал в новой столице и видел здания, построенные Нимейером, одним из крупнейших архитекторов современности. Мне показали новый Дворец президента — величественное современное здание с бассейном для плавания и кинотеатром, сочетание стекла и бетона. Здание палат ассамблеи было запроектировано в форме полушарий.
Часовня президента по проекту была такой сложной конической формы, что, прежде чем стали возводить само бетонное сооружение, построили в натуральную величину его деревянный макет, и я его видел… Современный отель и ночной клуб со всеми новейшими удобствами. Когда предприимчивая рекламная фирма подарила президенту слона, он заложил зоологический сад. И хотя я посетил Бразилиа, когда ее только начинали строить, чувствовалось, что город этот уже стал стимулом развития страны. Один американец, имевший ранчо неподалеку от Бразилиа, сказал мне, что принадлежащие ему 60 тысяч акров земли, которые десять лет тому назад стоили два миллиона американских долларов, теперь можно продать в Европе или Америке за 14 миллионов долларов.
— Так вы продаете землю иностранцам? — заметил я.
— Меня не интересует, кому я ее продам. Меня интересует, за сколько я ее продам, — возразил он.
— Вытекает ли прогресс как следствие из богатства? — спросил Клаудио в тот день, когда мы достигли географического центра. — Или мы добьемся чего-то более реального, если хотя бы одно племя, пусть даже ненадолго, перестанет вымирать? Это было бы действительно достижением и для вас, и для меня, и для всех цивилизованных людей.
Чтобы услышать оригинальное мнение по этому поводу, я пошел к Рауни и спросил его, что мы делали в джунглях все это время. Тхукахаме ответил не сразу.
— Может быть, караиба, — сказал он наконец, — когда-то давно жили здесь и что-то потеряли, а теперь пришли отыскать. Но наверняка я не знаю, наверное, это было очень давно, еще до рождения моего отца.
Глава XVII
ОТ ПОРОГОВ ВНИЗ ПО РЕКЕ
Прошло еще несколько дней, и четыре лодки, в которых разместились участники экспедиции, доплыли до водопада Мартинс.
— Послушай, — сказал Рауни, — бешеная вода.
Вскоре Сержио вывел лодку на спокойную воду. Река текла мимо плоских камней, которые словно образовали набережную, и Орландо звал это место Портом тхукахаме.
Пока лодки причаливали, я осматривал окрестности.
К востоку и западу виднелись первые два холма области Шингу, словно сама природа поставила по обе стороны реки часовых, и я вспомнил, что начиная от этих порогов наносная речная долина резко меняет свой характер. На сотни миль к югу в направлении Вас-конселоса тянется ровное плато, река вьется между песчаными берегами, и нигде не видно скал, но у водопада Мартинс река входит в гористую страну, срывается с плато северного Мату-Гросу и впадает в бассейн Амазонки. Река бурлит на порогах, меняет цвет от безмятежно зеленого до угрожающе серого. Песчаные берега уступают место каменным плитам. Здесь северная граница «Куябы Орландо». Длинная цепь порогов и водопадов служит барьером, ограждающим Шингу, и поэтому до недавнего времени река эта оставалась единственным неисследованным притоком Амазонки.
— Я играл здесь ребенком, — сказал Рауни. — Отец ловил рыбу, мать собирала бананы, а мы с братишками играли у воды.
Оказалось, в нескольких минутах ходьбы от места нашей высадки есть росчисть, где стоит деревушка и расположена банановая плантация. Если пойти по тропе на запад от этой деревушки, за два дня можно добраться до оплота тхукахаме.
Рауни и Бебкуче пошли на разведку.
Через час они вернулись. Их грубые первобытные лица были необычайно угрюмы. Они принесли плохую весть. Деревня была пуста. Ее давно оставили, а тропа к основному поселению заросла. Пришлось держать совет. По мнению братьев Вильяс, тот факт, что «порт» заброшен, означал лишь, что главную деревню, которая расположена глубоко в джунглях, оставили в результате очередной вспышки межплеменных распрей; Орландо добавил, что тхукахаме почти непрерывно то замирялись — и это было для них благотворно, — то вновь начинали кровопролитные распри. Люди, с которыми мы хотели вступить в контакт, могли быть рассеяны на территории, равной по площади зоне действия водородной бомбы.